Арабо-израильские войны. 1956,1967. Дневник Синайской компании. Танки Таммуза

Даян Моше

После обеда генерал устроился в гостиной в кресле и закурил. Полки на стенах были уставлены книгами по философии и по искусству ведения танковой войны. Генерал Таль повернулся к Ила-ну. Он не стал упрекать молодого человека за отказ от учебы и сказал, что, может быть, ему и правда лучше отвлечься — путешествовать, посмотреть мир. Возможно, это поможет ему понять себя и найти цель в жизни. План был доволен. Он наконец набрался храбрости поведать генералу о своем последнем устном экзамене. Первый заданный преподавателем вопрос звучал так: «Что дали вам мои лекции?» — «Ничего, — честно ответил Илан». — «Чему же вы в таком случае научились за весь семестр?» — «Ничему».

Генерал засмеялся. За турецким кофе они возобновили беседу о философии Спинозы, о

природе, как о единой, вечной и бесконечной субстанции, являющейся причиной самой себя, о пантеистическом отождествлении ее с Богом, о том, что люди поступают не так, как им нужно, а действуют тем или иным образом в силу складывающихся обстоятельств. Илан уже привык к таким дискуссиям, но во время одной из их первых бесед Таль буквально шокировал молодого человека. «Национализм, — сказал тогда генерал, — символизируемый флагом, гимном и традициями, является причиной войн, бедствий и катастроф». Сам он не верил в еврейский национализм. Но мир до сих пор представляет собой сообщество национальных государств, и у Израиля нет выбора, кроме как быть одним из них, прежде всего во имя народа, который, безусловно, страдал более других и вновь находится под угрозой истребления. Короче говоря, люди служат в ЦАХАЛе, чтобы обезопасить будущее своих детей. «Ради спасения моих детей, — заявил он ошеломленному Илану, — я готов разрушить весь мир». Ужас перед новым Холокостом жил в сердце генерала Таля, как и в сердцах многих израильтян, и он не сомневался в том, что арабские государства намерены уничтожить Израиль.

Уезжая, Илан чувствовал себя гораздо спокойнее. Он быстро и уверенно доехал до Тель-Авива, свернул в пригород и повел машину по извилистым улочкам, затем остановился перед скрытой густой листвой виллой. Он несколько раз громко просигналил, нарушая тишину субботнего дня.

Миа, у которой в гостях были друзья, выглянула в окно и крикнула:

— Ты с ума сошел, Илан? Он нетерпеливо позвал:

— Выходи! Скорее!

Миа быстро спустилась и вышла из дома. Три месяца назад он заявил, что недостаточно хорош для нее, что она — само олицетворение традиций, тогда как он до сих пор понятия не имеет, чего хочет в жизни. «Ну так иди и ищи свою цель!» — с горечью бросила она тогда. Но отношения они сохранили и время от времени навещали друг друга. Порой он внезапно заявлялся среди ночи и сигналил под окнами. Может быть, он приехал сказать ей, что решил наконец выбрать профессию, жениться, остепениться?

— Я бросил учебу, — сообщил он ей. Миа пришла в ярость.

— Слушай, Илан, — проговорила она, едва сдерживаясь, — ты красив, умен, обаятелен. Я думаю, ты самый красивый мужчина на свете. Ответь мне только на один вопрос, почему в тебе начисто отсутствует вера в себя? Почему?!

— Не знаю, — признался Илан.

— От чего ты бежишь?

— Не знаю.

— Что ищешь?

— Не знаю.

Впервые они встретились в штабе генерала Таля. Девятнадцатилетняя Миа проходила срочную службу. Когда Илан сказал, что выбрал карьеру военного, она заявила: «Или я — или армия!» Миа всегда знала, чего хочет, и во главе списка ее приоритетов стояли замужество и благополучная семейная жизнь. Она как-то увидела в платежной ведомости сумму против фамилии генерала и была потрясена. Ее отец зарабатывал по крайней мере втрое больше. У Мии хватало самообладания, и она не позволила чувствам взять верх — бедность вовсе не была тем, к чему она стремилась. Но теперь девушка чувствовала, что готова согласиться на все, даже на службу Илана в армии, если это положит конец его метаниям. Она согласилась бы даже на то, чтобы выйти за него замуж, не ставя условий, лишь бы это примирило его с самим собой.

— Я хочу жениться на тебе, — сказал Илан. — Но сначала я должен понять, к чему стремлюсь в жизни.

— В Соединенных Штатах?

— Да, я начну оттуда.

— Не очень-то ты патриотичен, — съязвила Миа.

— Конечно, я не патриотичен. Что это такое вообще, патриот? Если бы я родился во Франции, я был бы патриотом Франции. Патриот Англии — англичанин. Патриотизм —

это миф.

— Беда в том, что ты и правда в это веришь, — произнесла Миа с упреком. — Если бы ты хоть чуть-чуть был патриотом, ты не стал бы метаться по миру в поисках неизвестно чего. Ты бы остался здесь. — Илан хранил молчание; порой он мог делать это часами. — Куда ты поедешь теперь? — сказала девушка, только чтобы прервать тягостную паузу.

— Повидать Ошри.

— Опять к подполковнику? — похоже, ей всегда придется делить его с батальонным командиром.

— Он вернулся из Америки. Возможно, даст мне несколько советов.

— Тогда поезжай один.

— А ты не хочешь посмотреть парад? — спросил он.

— Нет, спасибо. Илан завел мотор.

— Тогда… пока.

— Ты заедешь попрощаться?

— Да, — пообещал он и уехал.

14 мая 1967 г. командиры Египетской армии получили секретный приказ о приведении войск в состояние повышенной боевой готовности. В соответствии с полученной из Сирии и Советского Союза информацией, правительство Египта считало, что Израиль сконцентрировал три дивизии вдоль северной сирийской границы, и если не нанести превентивный удар, ЦАХАЛ нападет 16 мая или чуть позже.

В предоставленной Египту информации не было ни крупицы правды. Силы Израиля на границе с Сирией не насчитывали и двух рот. Но колесо событий завертелось.

Военный парад 15 мая занимал центральное положение в празднествах в честь девятнадцатой годовщины создания государства Израиль. В 1967-м, впервые за многие годы, парад намечался в Иерусалиме. Из-за спорного статуса города, проведение парада там всегда было сопряжено со сложностями. Израиль считал Иерусалим своей столицей и настаивал на своем суверенитете над ним, в то время как другие страны поддерживали резолюцию Организации Объединенных Наций, в соответствии с которой Иерусалим являлся интернациональным городом.

Более того, условия Соглашения о перемирии с Иорданией ограничивали количество типов вооружений, которые могли находиться в Иерусалиме, и Армия Обороны Израиля не могла продемонстрировать военную мощь во всем объеме. Поэтому приходилось проводить парады в других городах. В параде, проходившем в девятнадцатый День независимости, участвовали только пехотные части. Ни бронетехника, ни авиация задействованы не были. Правительство приложило максимум усилий, чтобы не огорчить ни Иорданию, ни США, поэтому действо получилось весьма скромным и немноголюдным. В каком-то смысле отражало общие настроения, царившие в Израиле, вызванные экономическим спадом и ростом безработицы.

Генерала Исраэля Таля, танки которого в параде не участвовали, тоже не было на трибуне. Вместе с женой, Хагит, он провел целый день у своего друга, полковника Моше Гидрона, командующего войсками связи. В армейских кругах все возрастало убеждение, что теперь как никогда независимость Израиля зависит от развития экономики. Считалось, что Сирия — самое беспокойное арабское государство — получила впечатляющий урок, когда 7 апреля за несколько минут израильские самолеты сбили шесть сирийских Мигов. Египет — наиболее сильная и опасная из арабских стран — по уши увязла в Йеменском конфликте и собственных экономических проблемах. Несколькими неделями раньше начальник генштаба, генерал-майор Ицхак Рабин, объявил, что в ближайшие годы арабо-израильской военной конфронтации не ожидается. По официальной оценке, в настоящее время Египет не был заинтересован в войне с Израилем.

В 17.30 в доме полковника Гидрона зазвонил телефон. Дежурный офицер из штаба бронетанковых войск попросил генерала Таля и сообщил, что начальник генштаба желает, чтобы генерал связался с ним безотлагательно, позвонив ему домой.

— Здравствуйте, — проговорил генерал Таль в трубку спустя несколько мгновений.

— Талик, — прозвучал глубокий бас начштаба, — ты помнишь «Ротем»?

— Конечно, помню.

— Это — то самое, Талик.

Генерал Таль мгновенно осознал всю значимость слов Рабина и, сказав, что находится неподалеку от дома начальника генштаба, попросил разрешения приехать.