Арахно. В коконе смерти
Шрифт:
– В правой.
– Это вот в этой? – чудо вытянуло вперед пустую руку, левую.
– Нет, в другой.
– А-а… Только глажа жакройте! Толик послушно зажмурился и, не дожидаясь следующей команды, распахнул рот.
– Даже немножесько, сяйную ложеську – это уже хо-ошо, – пообещало чудо и высыпало на шероховатый с похмелья язык целую ложку сухой обжигающей гадости.
– А! А! Ах ты, ж-ж-жертва бесплатной логопедии! – заорал Толик и бросился в погоню за голубоглазым веснушчатым чудовищем.
– Это персик? – орал он, орошая свой путь брызжущими во все стороны слезами.-Это, по-твоему, персик?
–
– Ах ты… – Толик задел затылком столешницу, сильно прикусил щеку и, громко пыхтя, пополз вслед за маленьким негодяем.
Безумная погоня рассерженного великана за коварным лилипутом проходила под соответствующий аккомпанемент. На столе работал детский магнитофон, и пара маньяков-садистов с голосами ведущих «Радионяни» пела бодренькую песенку о членовредительстве.
«Что это такое щенок без НОГ?Это все равно, что физрук без РУК.Ну а если, скажем, жених без НИХ -Это что угодно, только вовсе не жених…»Песня как нельзя лучше отвечала теперешнему настроению Толика. «Ну погоди, щенок! – думал он, дыша ртом шумно и часто, как больной в лихорадке. – Вот доберусь до тебя – останешься и без ног, и без рук, и, скорее всего, даже без них. Ага, жених из тебя точно получится никудышный. Даже после операции!»
Через пару минут диких воплей и пробежек с распухшим языком у плеча Толик загнал визжащее существо в, прихожую, но устроить скорую расправу не успел. Повернулся ключ в замке, и вошел Борис, погромыхивая пакетом. Чудовище немедленно спряталось за его штанину.
Толик, мало что видя из-за слез, проорал: «АААА!» и, вырвал из пакета бутылку «Пилзнера». Откупорил, сам не заметил чем, – не исключено, что ногтем, – и осушил в несколько гигантских глотков.
– Да погоди ты, – растерянно сказал хозяин. – Сейчас сядем как люди, разольем…
Не внемля голосу разума, Толик потянулся за следующей бутылкой.
– Андрюшка, опять твои фокусы? – строго спросил Борис у существа, обнимающего его левую ногу. Существо сотворило всем лицом невинную улыбку и недоуменно замотало головой.
– Ну как прошло амуроприятие? – первым делом спросит Борис, когда они с Толиком «как люди» расположились в его кабинете, оседлав пару вертлявых стульчиков с эргономичными спинками по обе стороны от письменного стола, перелили пиво из бутылок в стеклянные кружки и разложили на оборотах невостребованных черновиков немудрящую закуску: чипсы, сырок плавленый, тонко нарезанный балычок.
– В смысле?
Толик на всякий случай придал лицу пуленепробиваемое выражение, внутренне приготовившись к борьбе моральных принципов и неистребимого мужского тщеславия. Хвастливого рычания самца, затащившего в пещеру очередную самочку. С одной стороны, Борис был ему как отец родной. С другой, есть такие вещи, которые не доверишь и отцу. Да уж, отцу, пожалуй, в первую очередь.
– Рожа у тебя… – добродушно хмыкнул Боря. – Как у банкира под дулом автомата. Тайну
– Ну ты спросил! Да если бы даже ничего и не было… – неудачно начал Толик.
– Ладно, ладно, пионер-герой, не продолжай. Надеюсь, вы хотя бы были предусмотрительны?
«Опять эта отеческая забота!» – раздраженно подумал Толик и привычно затянул: «Ну-у…» в мысленных поисках обтекаемого ответа.
– Фифти-фифти.
– То есть?
– В двух случаях.
– Из?..
– Четырех, – выдохнул Толик. – Кажется…
– Дур-рак ты, поручик, – раскатисто реагировал Борис.-Дитя сексуальной революции! И как? Принцесса стоит триппера? – он сделал «мужественное» лицо. – Революционные, тверже шанкр!
– Тьфу ты! Типун тебе на то же место.
– Э-эх… И когда ты, наконец, начнешь соображать мозгом, а не серым веществом?
– Интересно, а арахнотерапия не помогает от… – Толик замялся.
– А вот это обмозгуй! – оживился Борис. – Не хватит медицинских подробностей – спроси у Лемешева. Мое добро на разработку темы ты, считай, получил.
– А оно мне нужно, твое добро? – рассмеялся Толик. – Ты извини, конечно, но мне и своего добра хватает.
– Ах, да ты же не в курсе, – Боря шлепнул себя ладошкой по левой надбровной дуге. – Я ведь теперь, в некотором смысле, лицо уполномоченное. Официальное представление меня коллективу Щукин отложил до следующего собрания, а пока что была промеж нами только устная договоренность, дележ полномочий и краткие апрельские тезисы.
– Кто же ты теперь будешь? Правый плавник Щукина? В смысле рука.
– Ага, лохматая такая, влажная… А буду я, Толь, координатором проекта.
– Ого! Когда же ты успел так… подсуетиться?
– Да уж успел, – уполномоченное лицо Бориса расплылось в самодовольной улыбке. – Сам знаешь, поручик, ранняя пташка клюет что?
– О, боги! – притворно ужаснулся Толик.
На самом деле впору было восхититься. Пока некоторые, мягко говоря, плевали на все с высокого подоконника и неуклюже обустраивали личную жизнь, умные люди искали подходы, делили сферы влияния, образовывали коалиции, словом, пеклись о всеобщем благе, не забывая и о собственном.
– Проект наш покамест безымянный, – отчитывался Боря. – Возможно, объявим конкурс на лучшее название.
– С призами?
– Не исключено. Но объявим не раньше чем через месяц. Так что пока у тебя есть солидная фора и повод поднапрячь воображение.
– Угум. А у вас со Щукиным что, не родилось никакой версии?
– Да практически нет. У Щукина, по-моему, вообще с фантазией напряженка. Наверное, в детстве головку слишком туго пеленали. Я было предложил назвать нашу банду арахаровцами… Не напрягайся, у меня в рассказе ты это слово встречал… Но Щукину, вроде бы, не понравилось.