Арарат
Шрифт:
— Что ж, майрик, ты едешь в такую холодную погоду…
— Когда человек твердо решил что-либо, он уже не смотрит на дождь и холод, — ответила, улыбаясь, Шогакат-майрик.
— У тебя сын на фронте?
— А как же иначе?
— Вот так и отвечают все, кого ни спросишь. Эх, не оставили меня в армии, когда ранило в ногу, теперь в колхозе работаю. А в армии сейчас старший сын.
— Письма получаешь?
— Да, только далеко он у меня, на Финляндском фронте.
— Да, далеконько.
— А твой?
— И далеко, и близко. Да все равно, все одной дорогой
— Вот это слово мне по душе пришлось, майрик-джан! Верно, одной дорогой…
— Скажи, а Наапета ты знаешь, он у вас в селе живет?
— Ну как же не знать Наапета-айрика! Уважаемый у нас человек в селе.
— Говорят, болен он?
— Три дня назад был у них, он лежал.
— Повези нас к нему.
— А что ж, повезу, такого человека повидать стоит. Так рассуждает о фронтовых делах, словно с генералами в совете заседал. Вот на днях от Асканаза Араратяна письмо получил. Слыхала о нем?
— Да, слыхала, — улыбнулась Шогакат-майрик.
— А видала его? Он в нашем селе прежде жил.
— И крестьяне Двина его знают?
— Все знают. Значит, знакома с ним?
— Знаю, как родного сына.
— Вот это хорошо. Говорят, ребенком еще родителей потерял, бедняга.
— Нет, мать у него есть.
— А как же в бытность в селе говорил он, что у него мать умерла?
— Асканаз — мой приемный сын.
— А-а, так значит вы — Шогакат-майрик? Наапет и про вас рассказывал. Очень рад, что довелось с вами встретиться!
…Шогакат поднималась по ступенькам дома Гарсевана с тревогой: не очень ли плохо Наапету, вовремя ли доставили они лекарство? Маргарит бережно поддерживала ее под руку, Едва поднялись они на балкон, как дверь комнаты распахнулась и навстречу им выбежала Пеброне.
— Майрик-джан, ты ли это?! Если б я знала, сама бы за тобой приехала, привезла бы к нам… — С этими словами Пеброне нагнулась, поцеловала руку Шогакат, а затем ласково обняла Маргарит.
— Как обрадуется Гарсеван, когда узнает, что вы побывали у нас!
— Да не увидит плохого дня наш Гарсеван, Пеброне-джан! Письмо вчера от него получила, очень он меня порадовал. Я ведь с ним долго говорила на вокзале перед отъездом.
— Да, да, помню я… Ах, когда же настанет день, чтобы так же торжественно встречать их! — с волнением воскликнула Пеброне.
Они вошли в комнату. Пеброне подвела Шогакат-майрик к тахте, усадила ее, подсунув подушки за спину и под локоть.
— А Наапет? — с тревогой произнесла Шогакат, вопросительно глядя на Пеброне.
— Еще вчера болен был, — неопределенно ответила Пеброне.
— Значит, лучше ему? Где же он? Ведь мы к нему… Маргарит-джан, где лекарство?
Маргарит достала пакетик с сульфидином из своей сумки.
— Да, да, мы ведь просили продавца ларька обратиться к вам, если он сам не найдет лекарства. Да разве может кто-нибудь удержать Наапета-айрика? Утром встал и пошел обходить сады…
— Значит, совсем хорошо ему? — уже спокойно спросила Шогакат.
— Доктор еще не позволил ему вставать. А Наапет-айрик все твердит: «Неспокойно у меня на сердце, пойду посмотрю,
— Ну, раз так, пойду и я, погляжу, как он там… — встала с тахты Шогакат.
— Да что ты говоришь, майрик-джан? Как ты пройдешь три километра пешком в такой холод, под дождем? Еще сама свалишься! Не могу я этого позволить! — решительно заявила Пеброне, усаживая Шогакат-майрик обратно на тахту.
— Так ведь он снова может заболеть. А если повторится болезнь, в его возрасте нехорошо это… — слабо возражала Шогакат.
В комнату вошел шестнадцатилетний Ашот — старший сын Ребеки, учившийся в девятом классе сельской школы.
— А вот и мужчина, старший в нашем доме! — с гордостью представила его Пеброне.
Ашот поцеловал руку Шогакат-майрик и отошел в сторонку.
— Поздоровайся и с Маргарит! — покачала головой Пеброне. — И не смущайся так, она ведь только-только стала студенткой, вчера еще была такой же школьницей.
Ашот несмело протянул руку Маргарит.
— Беги в сад второй бригады, Ашот-джан! — распорядилась Пеброне. — Найди Наапет-айрика и скажи ему, что к нам приехала Шогакат-майрик. Пусть сейчас же возвращается! Ведь еще утром у него температура была…
— Я тоже пойду с Ашотом, — попросила Маргарит.
Шогакат-майрик разрешила ей пойти.
Когда Ашот и Маргарит ушли, Пеброне рассказала гостье домашние новости, показала дом, разделенный коридором на две части. В одной жила семья Аракела, в другой — семья Гарсевана. Пеброне объяснила, что она убедила Наапета переселиться к ним: старик нуждался в уходе.
— Так и будем жить и трудиться, пока наши мужчины благополучно вернутся домой. Ребека работает в колхозе, и Ашот иногда помогает, когда спешная работа. А я слежу и за детьми Ребеки и за своими ребятишками. Но успела и в колхозе поработать — накопила восемьдесят пять трудодней. На этой неделе отпросилась, хочу немного хаурмы [14] на зиму приготовить, виноградных листьев засолить, овощей замариновать. Все-таки нелегко с домом управляться, ведь надо и обед готовить и за чистотой следить. Как говорится, некогда бывает нос утереть…
14
Хаурма — крепко прожаренное мясо, заливаемое салом и заготавливаемое на зиму.
— Ничего, дочка, потерпи, скоро, видно, конец мучениям нашим, — подбодрила Шогакат.
…Маргарит с трудом добралась до сада. Хотя она была в ботиках, но на них налипло столько грязи, что она еле передвигала ноги. Маргарит посиневшими от холода пальцами при помощи щепочек счищала грязь, но через несколько минут боты опять обрастали ею.
В большом саду работало около тридцати женщин. Маргарит заметила и деда Наапета: она хотела было побежать к нему, но трудно было шагать между рвами и грядами по рыхлой и сырой земле.