Арарат
Шрифт:
— И знаете что? Жизнь вашего героя напомнила мне мою собственную жизнь!.. — воскликнул Асканаз.
Завязалась беседа, во время которой выяснилось, что отец Асканаза был близким другом отца Вртанеса, одного из старожилов Сурмалу. Вртанес пригласил Асканаза к себе домой и познакомил его с матерью. Узнав о смерти родителей Асканаза, Шогакат-майрик со слезами на глазах воскликнула:
— Асканаз-джан, теперь у меня четверо сыновей вместо трех, так и знай!
И вскоре Асканаз из студенческого общежития перешел жить к Шогакат-майрик, как ее четвертый, приемный сын. Правда, Асканаз недолго прожил у Шогакат, потому что тотчас
Уже около года Шогакат-майрик жила вдвоем с Ара. Сыновья (в том числе и Асканаз) так щедро помогали ей, что она не знала нужды. Закончив десятилетку, Ара стал работать в Публичной библиотеке. У него обнаружились способности к рисованию, и он в свободное время занимался в мастерской известного художника.
Младший сын… Шогакат знала, что Ара никогда не расстанется с нею. У нее была одна заветная мечта — дожить до того дня, чтобы видеть Ара женатым, понянчить его детей. «А там уж пусть четверо сыновей подымут мой гроб и предадут мой прах земле», — говорила она каждый раз, когда сыновья собирались у нее и поднимали бокалы за ее здоровье и долголетие.
…Когда вода в чайнике закипела, Шогакат-майрик подошла к кровати Ара и осторожно погладила его по голове. Ара поежился и медленно повернулся на спину, но глаз не открыл. Мать долго смотрела на лицо сына, шепча благословения. Она себя считала одной из счастливых матерей, недаром ей завидовали многие. Но жизнь выработала своеобразную философию у Шогакат-майрик: она была уверена, что полного счастья нет на свете. Поэтому каждый раз, когда она смотрела на младшего сына, ее охватывало чувство тревоги. Это чувство тревоги никогда не покидало ее, хотя о нем никто не догадывался.
Она наклонилась над Ара и осторожно поцеловала его в лоб.
В эту минуту дверь тихо приоткрылась и в комнату проскользнула Цовинар, четырнадцатилетняя дочка Вртанеса. Откинув за спину черные косы, Цовинар со смехом подбежала к бабушке, крепко поцеловала ее и тотчас же прыгнула на кровать Ара. Прикрыв ему глаза ладонями, она воскликнула, изменив голос:
— А ну, скажи, кто? Говори скорей!
— Да оставь ты его, баловница! — вмешалась Шогакат. — Спит он еще, не мучай его!
— Совсем даже не спит, а притворяется! — возразила Цовинар.
Ара схватил руки Цовинар, стиснул их, но, чувствуя, что шалунья не даст ему покоя, сказал:
— Ну ладно, Цовик, каждый раз затеваешь ту же игру…
— Если тебе не нравится моя игра, вставай и поиграй со мной в другую. Да ты ни одной игры и не знаешь!.. — упрекнула его Цовинар и скомандовала: — Быстрей вставай и одевайся — папа с мамой ждут тебя и бабушку!
— Ох, пристала, как смола! — махнул рукой Ара и, присев в постели, начал одеваться.
Цовинар утаскивала у него то носки, то сорочку или башмаки, звонко хохоча каждый раз, когда Ара начинал бегать за нею и отнимать свои вещи. Бабушка иногда добродушно ворчала на Цовинар: «Хватит, негодница, мучить моего Ара!» Но ничего не помогало: они не представляли себе иных взаимоотношений, хотя Ара уже считал себя взрослым и старался
Наконец Ара оделся и умылся. Цовинар схватила его за руку и потащила к двери, но бабушка прикрикнула:
— Хватит тебе баловаться, слышишь? Садись за стол. Напьемся чаю и тогда пойдем.
Но и после чая Ара не спешил уходить. Он подошел к углу комнаты, где у него была устроена маленькая мастерская. Взяв один из приставленных к стене подрамников, он жалобно сказал:
— Цовик, посиди спокойно около бабушки хотя бы полчаса! Я хочу поработать. Мне надо кончить «Бабушку с внучкой».
Ара давно уже решил нарисовать мать вместе с Цовинар: ему хотелось сделать сюрприз своему учителю, показать свою первую самостоятельную композицию. Ара казалось, что он нашел характерную позу и выражение для «бабушки», но «внучка» не давалась ему. Цовинар и эту затею Ара считала какой-то новой игрой; вначале она послушно усаживалась в позе, которую для нее выбирал Ара, но вскоре ей надоедало сидеть спокойно, она начинала гримасничать, шевелиться и при первой возможности убегала из комнаты.
Присматриваясь в это утро к Цовинар, Ара решил, что уже выявил основную черту ее характера: весь мир казался ей детской игрой, и она все еще не могла примириться с мыслью, что уже выросла и должна серьезно относиться к жизни. Водя кистью и по временам поглядывая на присмиревшую Цовинар, сидевшую около Шогакат-майрик, Ара хотел поскорее закрепить на полотне свой замысел и убедительно воплотить его.
Вначале и Шогакат-майрик не считала занятия сына чем-то серьезным, тем более когда узнала, что Ара хочет нарисовать ее: ей казалось, что следует рисовать портреты лишь известных людей. Но, видя, как горячо увлекается Ара живописью, она мысленно примирилась с его занятиями и лишь порою бормотала про себя: «О господи, внемли молитве матери, исполни желания сына!»
Пока Шогакат-майрик передавала ключ соседке, прося приглядеть ее за комнатой, сгоравшая от нетерпения Цовик уже тащила Ара к выходу. Спустя несколько минут они втроем подходили к квартире Вртанеса.
…Седа, жена Вртанеса, приветливая, сохранившая свежесть молодости женщина лет тридцати пяти, к трем часам уже закончила все приготовления к обеду и возмущалась тем, что гости запаздывают. В просторной комнате, выходящей окнами на улицу, за маленьким столиком сидели Асканаз и Наапет-айрик, беседуя и поглядывая на играющих в нарды [6] Вртанеса и Михрдата. По-видимому, Вртанес проиграл — то и дело слышались его возгласы:
6
Нарды — восточная игра в кости.
— Михрдат, тебе везет, у тебя все время двойные очки выпадают!
— Нет, душа моя, признайся лучше, что ты попросту разучился играть. Ведь этим «пяндж-чаром» ты мог закрыть мне дорогу, а зачем-то выпустил меня!
— Да нет, тебе попросту везет! — настаивал Вртанес.
— Ну ладно, коли так, смотри — по-другому кину кости! — улыбнулся Михрдат. Он подкинул кости в воздухе, подставил тыльную часть ладони, дал скатиться на доску и с торжеством указал на выпавшие очки: — Ну, а насчет этого «дор-чара» что скажешь, дорогой товарищ?!