Аравийский рейд
Шрифт:
Однако надобно до конца исполнить роль.
Искренне удивляюсь:
– Как помер? Его же вчера при мне гоняли!
– Так я ж вчера и гонял! А сегодня вот такое дело… Никак не желает запускаться, падла!
Чертыхаюсь в трубку и обещаю подойти.
Напялив старенькую одежку, топаю в машинное отделение, где долго и с умным видом осматриваю отказавший движок. Рябов рядом скребет пятерней затылок.
– Я уже час с ним мудохаюсь. Дохлый номер – ничего не помогает.
Проявляем настойчивость – ковыряемся вместе и пробуем оживить «неисправный»
– Придется докладывать капитану, – распрямляю затекшую поясницу. – Не выходить же в Черное море без аварийной электростанции…
Судовая электросеть питается от генераторов двух основных дизелей, а в случае отказа силовой установки автоматика запускает небольшой дизель-генератор, способный полностью обеспечить энергией все жизненно важные системы танкера. Без исправного аварийного источника электроэнергии выход в открытое море запрещен.
Покумекав, Рябов соглашается:
– Правильно, лучше не искать на свою голову приключений. Доложим, а начальство пусть думает. А то, глядишь, и судовладелец в порту назначения докопается. Что тогда?..
Поднимаюсь в ходовую рубку, проговаривая про себя доклад о неприятном событии. В рубке находятся вахтенный помощник, рулевой и сам капитан в новеньких, еще не разношенных ботиночках красно-коричневого цвета. Ну и слава богу, чем быстрее он узнает о неприятностях, тем лучше.
Завидев меня, капитан приветливо кивает и откладывает в сторону бинокль.
– Заходите, Глеб Аркадьевич. Рад вас видеть. Вы по делу или полюбоваться красотами пролива?
Без обиняков докладываю о ЧП.
Выслушав меня, он с минуту задумчиво смотрит вдаль, затем звонит в радиорубку и выясняет какие-то малопонятные мне подробности, касающиеся связи с портом Новороссийска…
Равнодушно осматриваю рубку, приближаюсь к длинному рядочку больших прямоугольных окон – вид с верхотуры кормовой надстройки открывается обалденный. «Тристан» аккуратно проходит узкость пролива: справа – восточная оконечность Крыма с крохотной Керчью; слева – два российских мыса, за одним из которых раскинулась Анапа. Да-да, та самая Анапа, где могли бы загорать на пляже и тянуть холодное пивко, позабыв обо всех мировых проблемах.
Закончив телефонные переговоры, Кравец с минуту размышляет, барабаня длинными пальцами по плексигласу штурманского планшета.
– Что будем делать, Сан Саныч? – нарушает безмолвие второй помощник Ишкильдин.
– Вызови Липинского.
Третий помощник не заставляет ждать. Лицо помято и заспанно – он недавно сменился с вахты.
– У нас неприятности – отказ вспомогательной энергетической установки, – информирует Кравец. – Согласно тридцатой статье Устава я обязан прервать рейс. Посему после Керченского пролива мы поворачиваем к Новороссийску. Судовладельца о внеплановой остановке я извещу, – в голосе чувствуется сила, уверенность. Оглядев молодого штурмана, повторяет: – Судовладельца о внеплановой остановке я извещу. А вы, Владимир, рассчитайте новый курс.
Липинский тотчас отправляется исполнять приказание.
– Не огорчайтесь, – летит мне вслед. – На то они и железки, Глеб Аркадьевич, чтоб ломаться и вносить в нашу жизнь разнообразие…
«Тристан» величественно входит в просторную бухту Новороссийска, гремит массивная якорная цепь, а по судовой трансляции разносится долгожданная команда сменить ходовую вахту на стояночную.
Приехали.
В настроении команды ощущается легкое разочарование: настраивались на долгий путь по нейтральным водам и бескрайним морям, а в итоге – здравствуйте, родные скалистые берега!
Капитан связывается по радио с береговыми службами, и вскоре к борту подходит катер, на котором меня отправляют в порт. В порту предстоит договариваться о вызове представителей завода-изготовителя или о гарантийной замене неисправного дизеля. Я смиренно подчиняюсь, а вот руководство изрядно сомневается в скором решении вопроса и организует на судне большую приборку.
Напрасно оно сомневается…
Стас нехотя драит палубу, бормочет что-то матерное и строит страшные рожи. Это он может. Неподалеку в режиме non-stop пашут Торбин и еще один матрос; придирчивый боцман обходит владения, зорко наблюдая за подчиненными. К авральным работам на судне привлечены все, кроме электромеханика Сульдина. Он вместе со старпомом зачем-то отправился на нижние палубы…
Солнце забирается все выше, и от приятной утренней свежести остаются одни воспоминания. Раскаленный металл палубы пышет жаром, матросы изнывают от пекла и все чаще устраивают в тени надстройки перекуры.
– Хватит прохлаждаться! – шипит из-под усов боцман Шмаль. Приметив курящего в одиночестве Величко, грозно вопрошает: – А ты чего подпираешь леера?
Тот бубнит:
– Матрос стоит – зарплата идет.
– Деньги зарабатывают не перекурами, а кровью и п'oтом!
– Ага. Кровью врагов и п'oтом рабов.
Шмаль не терпит пререканий. Несколько торопливых шагов, взмах тяжелого кулака – и зарвавшийся матрос отлетает в сторону, едва не тюкнувшись затылком о трубу водяной палубной магистрали.
– Ах ты сука, – цедит сквозь зубы Стасик.
Потирая ушибленную скулу, поднимается на ноги и медленно идет на боцмана с твердым намерением исправить тому неправильный прикус…
Матросы застыли, предвкушая захватывающие разборки. Торбин делает шаг наперерез, пытаясь привлечь внимание друга.
Бесполезно.
Тогда он негромко зовет:
– Велик, Велик!..
Глаза Величко наполнены яростью, мышцы напряжены; он готов к схватке и ни черта не слышит.
Шмаль тоже не желает показать слабину: развернулся лицом к противнику, сжимает кулаки. Ждет…
И вдруг голос вахтенного в динамиках трансляции:
– Внимание, буксир к правому борту. Палубной команде приготовиться к приему буксира!
Очень своевременно! Обстановка враз остывает, люди вертят головами и спрашивают друг друга: