Арбалетчики в Карфагене

Безбашенный

И наконец, в-чётвёртых - едва уложившись к приходу зимних дождей, но всё-же уложившись, мои рабы закончили таки оборонительный периметр "дачи". А это повлекло за собой и "в-пятых" - помимо общего празднования окончания аврала, праздновали ещё и целых пять рабских свадеб. Для большего количества отличившихся работников у меня подходящих невест не нашлось, но главное - положить начало. Люди должны видеть, что слово господина - крепче гороха. Не заржавеет и за обеспечением жёнами остальных - в городе большой невольничий рынок, и рабынь там продаётся немало. Заодно и мужиков маленько перераспределю - ливийцев в город, дабы в соблазн при приближении родственных нумидийцев не впадали, а македонян с сицилийцами - на "дачу". А женить - женю, и не на потасканных лахудрах, а на молодых и симпатичных. Дороже обойдутся - ну так заслужили, а для заслуживших ни разу не жалко. Ведь работу-то какую сделали! Пусть и не совсем такая

стена, как в Кордубе, там она, конечно, покапитальнее, но такого же типа. Римские военные лагеря, например, такой стеной обзаводятся уже при преобразование в постоянное поселение-колонию, то бишь превращаясь в какой-никакой, а всё-же город. И не в один год это обычно делается.

Аналогичным манером, хотя и немного попроще, укрепил своё семейное гнездо Хренио, закончив даже несколько раньше меня. А глядя на наши "замки", обзавидовались и тут же заморочились на собственных свежеполученных "фазендах" и Володя с Серёгой. Понятно, что нашего уровня им не осилить, но кое-что, надо думать, тоже соорудят. Вот кто по настоящему дал копоти - так это тесть. Поглядел на мой "лимес", покачал головой, да и собственный затеял. Ага, с истинным олигархическим размахом, гы-гы!

Это я по наивности судил по себе и полагал, что за неполный сезон серьёзной каменной стены не выстроишь. И ошибся я в этом вопросе как минимум дважды. Во-первых, это я не выстрою, а он выстроит. А во-вторых - ему и не требовалось непременно успеть до зимних дождей. Я-то строился на простом известковом растворе, а Арунтий - вот что значит денег куры не клюют - на настоящем цементном, и не на обычном, сырости не любящем, а на специальном портовом, который даже под водой схватывается. Туда, вроде, толчёный кирпич добавляют и ещё какую-то хрень, и он выходит гораздо дороже обычного, только на причалы портовые и идёт, но то у простого народа, а мой тесть - простой олигарх, и ему среди дождей строиться приспичило. Ну и строится себе - у них, у олигархов, с этим запросто...

Порадовала нас и шелководческая ферма. На обильном свежем корме и под надёжной защитой от птиц гусеницы дубового шелкопряда отожрались, вымахали, миновали несколько линек и уже смахивали на личинок чего-то солидного, а не просто на каких-то волосатых червей. После того, как Наташка преодолела свою брезгливость и разглядела их получше, она оценила из возраст как предпоследний, а для некоторых - и последний перед окукливанием. Где-то через неделю, похоже, появятся первые коконы.

Этого момента надо будет дождаться, дабы организовать их перемещение и надлежащий уход, а заодно и подготовить "сексодром" для выходящих бабочек и "ясли" для молодняка личинок. А главное - как следует обучить всему этому задействованных на шелководческой ферме рабов, чтобы в дальнейшем выведение следующих поколений шелкопряда уже не требовало нашего присмотра. А на экспериментальной ферме позабавили гусеницы походного шелкопряда. Обслуживавший их раб пожаловался мне на весьма беспокойный характер вверенных его попечению насекомых, что те и подтвердили тут же, прямо у нас на глазах. Стоило рабу отвлечься, как проклятые волосатые червяки норовили уползти, двигаясь гуськом, то бишь колонной по одному, и их приходилось заворачивать обратно к задаваемому им корму, и так весь день - хорошо хоть, на ночь они успокаивались. Нетрудно было сообразить, как ненавидит их за это раб, и что до сих пор с гусеницами не приключилось никакого "несчастного случая" лишь потому, что тот ценит наше доброе к нему и его товарищам отношение и честно старается быть благодарным.

Въехав в ситуёвину, я тоже решил пойти хоть в чём-то навстречу затаённым чаяниям измученного работника. Наташка как-то ещё в городе вспомнила, что практически у всех шелкопрядов гусеницы обоех полов в процессе роста приобретают различия по размерам - самки делаются крупнее самцов. Теперь, когда они вымахали, различия стали заметными. Взяв у раба деревянный пинцет, я отобрал тех длинноволосых, которые были помельче, после чего отделил их от остальных и объявил рабу, что этих отобранных я приговариваю к смерти и поручаю ему привести приговор в исполнение любым способом, который ему только заблагорассудится. Раб тут же собрал мелких веточек и принялся раскладывать маленький костёр. Это занятие вдохновило его настолько, что он даже не сильно опечалился, когда я пересчитал оставшихся, сделал вид, что записываю на навощённой дощечке, и велел ему продолжать о них заботиться и беречь их как зеницу ока. А когда работник с наслаждением сжёг на медленном огне "приговорённых", я объяснил ему смысл мероприятия. Люди лучше справляются со сложным и ответственным трудом, да и выполняют его с большей охотой, когда понимают смысл

своих стараний. А смысл ведь предельно прост. Обычных длинноволосых гусениц я взял исключительно из опасения, что все нужные мне коротковолосые мутанты могут оказаться самцами. То есть исключительно ради самок взял, а длинноволосые самцы мне и на хрен не нужны, и нет ни малейшей необходимости мучить людей заботой ещё и о них. Мне нужна коротковолосая порода, только и всего. Как только она выведется и размножится - будем отбирать из неё уже более смирных и менее хлопотных в уходе, а доставляющих проблемы - беспощадно отбраковывать. И лишь после этого из размножившихся коротковолосых и малохлопотных будем выводить лучших шелконосов. В общем, и азы селекционного ликбеза рабу преподал, и стремление позаботиться о будущем удобстве и облегчении его труда ему продемонстрировал. А для закрепления мотивации намекнул, что человек, который выведет мне нужную мне породу, сделает для меня большое и важное дело, за которое ему не жалко будет и "вольную" дать. Похоже, что и тут дело на мази...

Зима и в Испании дождлива, как и во всём Средиземноморье, но то Испания, а тут - Сахара. И Велия, и Антигона недоуменно взглянули на нас, когда мы с хохотом выбежали во двор прямо под начавшийся дождь. Поглядывали изумлённо и рабы, и иберийские камрады нашей охраны. А мы ржали, подставляя себя струям ливня и вымокая до нитки - ага, посреди Сахары, гы-гы! Ну как объяснить местным суть прикола, когда они даже представить себе не в состоянии, во что превратится эта благодатнейшая земля спустя века? Они ведь не видели фильмов про современную Северную Африку с её безжизненными барханами и флегматично щиплющими унылую растительность одногорбыми верблюдами, которые и составляют там теперь местный колорит, да ещё и неспособный выжить без людей, роющих в пустыне колодцы. Из аборигенов же местных нынешних никто ещё того верблюда и в глаза-то живьём не видел - ну, наслышаны разве только, что такие существуют, но где-то очень далеко на Востоке. Мы с Васькиным, например, только в Египте и увидели - если, конечно, не считать зоопарков нашего современного мира. Ну, я ещё в Средней Азии видел, где срочную служил - там, правда, двугорбые в основном, но есть и одногорбые, потомки завезённых арабами.

Невольно и разговорились на тему будущего опустынивания Северной Африки.

– Это всё арабы со своими козами, овцами и верблюдами!
– заявил Серёга, - Грёбаные дикари, мать их за ногу! Вытоптали всё на хрен своими стадами при перекочёвках!

– А берберы нынешние чем от них отличаются?
– возразил Володя, - Разве не такие же точно кочевники? А ведь жили тут издавна, и где пустыня?

– Кочевое скотоводство - как раз самое безвредное для пастбищ. Пастухи не дают скоту сожрать и вытоптать всё, перегоняют на новое место раньше. Стада ведь у них здоровенные, и если скот доедает последнее - это значит, что большая часть стада уже голодает. Падёж скота, того и гляди, начнётся. Кочевникам разве этого надо?
– разжевал я им, - Засушливые земли опустыниваются от интенсивного земледелия и перевыпаса скота на одних и тех же пастбищах, привязанных к постоянным оседлым поселениям. Римлян за будущую Сахару благодарите.

– Так они ж, вроде, умелые хозяева, разве нет?
– изумилась Юлька, - Многополье, севооборот, ирригация...

– И необходимость кормить миллионный Рим и многочисленные легионы, - добавил я, - А ещё - разводить лошадей для многочисленной кавалерии. А ещё - строить амфитеатры с термами и акведуками, топить эти термы, обжигать горшки с амфорами и выплавлять металл - на всё это нужна прорва древесины.

– Да, всё начинается со сведения лесов, - поддержала Наташка.

– Так строительство-то тут при чём?
– не поняла Юлька, - Оно же из камня!

– А балки перекрытий? А строительные леса и механизмы? А дрова для обжига известняка? Известь для раствора откуда по-твоему берётся? Кирпич, опять же, обжига требует. И даже если строишься из необожжёного самана - его же штукатурить надо, а это опять известь. И хочешь, открою тебе страшную тайну? Черепицу для крыш тоже обжигать надо, как и те же горшки с амфорами, - перечислил я ей самое основное, не вдаваясь уже в мелочи вроде приготовления пищи для строителей.

– И потом, вот вы говорите про леса. Разве дело не в осадках? Леса-то тут при чём?

– Так ведь лесные массивы притягивают осадки.

– У леса меньше альбедо - ну, отражательная способность, если по простому, - разжевала Наташка, - Меньше солнечного тепла отражает, и воздух над ним прохладнее - это способствует дождям.

– И испарение заросли тоже задерживают, - добавил я.

– Да, получается самоподдерживающийся микроклимат. А если леса свести - климат иссушается, а он здесь и так засушливый - это первый шаг к опустыниванию. Следом - интенсивное земледелие с перевыпасом скота.