Арбалетчики в Карфагене

Безбашенный

А на равнине, куда мы выгнали преследуемых, развёртывалась совсем другая баталия, куда масштабнее только что выигранной нами. Мы подоспели как раз к тому моменту, когда испанская конница Арунтия практически отрезала противостоящим ей нумидийцам пути отхода. Оставалось лишь узенькое горлышко, через которое мы загнали в мешок "своих" бандитов и которое затем заткнули, замкнув конное полукольцо.

Сам племянник Масиниссы ещё не знал, что находится в мешке, но его передовые отряды, уже перевалившие гряду холмов, вот-вот должны это обнаружить. Ведь кроме конницы в деле участвовала и пехота. Не позавидуешь тяжёлой линейной пехоте, лишённой поддержки других видов войск и окружённой нумидийской конницей. Но здесь дело обстояло с точностью до наоборот. В окружение, тщательно спланированное и подготовленное, угодили сами нумидийцы. Арунтий, не мудрствуя лукаво, проделал с ними тот же примерно фокус, что и я, только его замануха была круче -

пять "тачанок" с полиболами, да не простых пароконных как мои, а четырёхконных - квадриг. А четыре лошади, хоть и сложны в управлении, требуя высочайшей квалификации от возничего, зато и тянут колесницу вчетвером, и верховым догнать её весьма проблематично. И хотя предупреждающей надписи "Хрен догонишь" у них сзади нет, нумидийцам пришлось убедиться в этом на деле. А какой был соблазн! Мало того, что для нумидийского аристократа и сами "пулемёты" представляли из себя великолепнейшую добычу, какой не мог похвастать ни один из его предшественников, так ещё ведь и экипажи "тачанок" мой тесть вырядил поголовно в бронзовые анатомические кирасы - ага, надраенные до зеркального блеска. Раззадоренные сверканием ништяков и возможностью отличиться перед вождём, а затем ещё и разъярённые гибелью угодивших под обстрел товарищей и сородичей, передовые сотни разбойников ринулись в погоню, а все остальные двинулись за ними следом. Появившаяся с флангов испанская конница, неожиданно богатая лучниками, невзирая на блеск шлемов и фалькат, соблазнительной целью не выглядела, но и от ранее выбранной цели преследователей не отделяла, и племянник Масиниссы решил, что оторвётся. Это на близкой дистанции сказываются сила и прыть испанских лошадей, а на дальней важнее вес всадника и его снаряжения, а впереди путь представлялся свободным - равнина, скачи куда хочешь. А конные иберы и не стремились сблизиться, поддерживая противника в уверенности, что его судьба всё ещё в его собственных руках.

Тут нарисовались мы, а из-за холмов затрубили трубы - захваченные ещё Ганнибалом и перенятые карфагенской армией трофейные римские букцины. Это был условленный сигнал для конницы - гнать противника на источник сигнала. Спереди к племяннику Масиниссы уже спешили гонцы от передовых отрядов, но сзади напирала наша конница, а тут ещё подоспели и три моих "тачанки". Выехали вперёд, лихо развернулись, и кельтибер Бенат с упоением завертел рукоятку своего "пулемёта". Следом за ним то же самое сделали два других стрелка, затем к ним присоединился десяток наших конных лучников, а к ним - и лучники соседних отрядов. Решись нумидийский вождь на конную сшибку - скорее всего, спас бы и себя, и не столь уж малую часть своего буйного воинства. Ведь их было более, чем вдвое больше нашего, и уж треть-то точно прорвалась бы. Но дождь стрел и пуль, блеск мечей и фалькат, а главное - панический ужас, распространяемый пригнанными нами соплеменниками, как-то не способствовали принятию такого героического решения. И он сделал ошибку, решив прорываться вперёд. Но это мы знали, что он сделал ошибку, а сам он - ещё нет. Вот перевалит холмы - тогда узнает...

Помимо испанской конницы у Арунтия ведь имелась и куда более многочисленная испанская пехота, основной костяк которой составляли ветераны Ганнибала. А кроме испанцев были ведь ещё и этруски - как легковооружённые, аналогичные римским гастатам, так и тяжеловооружённые фалангисты, пополненные ещё и освобождёнными рабами-македонянами. Он ведь купил их в разы поболе моего! Преследуемые нашей конницей, нумидийцы вынеслись прямо на построенную и готовую к бою линейную пехоту, принявшую на щиты залп дротиков и перешедшую затем в размеренное наступление. Кольцо между нашими смертоносными клинками и не менее смертоносными копьями пехотинцев неумолимо сжималось, и оставался лишь узкий коридор, пока ещё, казалось бы, никем не перекрытый. Так и показалось племяннику Масиниссы, направившему туда на прорыв все свои силы. Но снова затрубили трубы, наша конница поднажала, врубившись в отставших разбойников, испанская и этрусская пехота добавила копьями, загоняя в коридор это визжащее от ужаса стадо, а на выходе из него тем временем вдруг - как чёрт из табакерки - нарисовалась ливо-финикийская пехота одного нашего хорошего знакомого - молодого и перспективного хилиарха Бостара.

Нумидийцы опешили, но долго колебаться мы им не дали. Развязка близилась, и уже не было смысла беречь силы коней. Мы пустили их в галоп, и наши клинки быстро продемонстрировали дикарям всю губительность замешательства. Бандиты беспорядочно заметались. Часть запоздало рванулась нам навстречу и почти вся полегла в лихой кавалерийской рубке, но несколько всё-же прорвались. Лучники вскинули луки, но я остановил их:

– Отставить! Пусть жизнь и свобода станут им наградой за их смелость, а их соплеменники в Нумидии пусть узнают от них, какая судьба ждёт их здесь!

Основная же масса, окончательно обезумев, ломанулась от наших клинков прямо на копья ливийцев. Те только того и ждали. Быстро и слаженно сомкнув интервалы между шеренгами, они образовали плотный строй,

ощетинившийся непроницаемой стеной копий. Лошади разбойников захрапели и заупрямились похлеще ишаков, и впервые в жизни эти искуснейшие наездники ничего не смогли поделать со своими скакунами.

Это сломило их окончательно. Один за другим нумидийцы начали спешиваться, бросать оружие и поднимать руки...

С пленным нумидийским вождём обращались, конечно, учтиво. Всё-таки царский племянник, да и вообще человек образованный, в детстве воспитывавшийся в Карфагене, что для нумидийской аристократии было делом обычным. В общем - не такой уж и дикарь. Вдобавок, он не психовал и не грозился всесильным дядей, а сразу предложил обсудить условия своего освобождения и сумму выкупа. Ради налаживания хороших добрососедских отношений с Масиниссой Арунтий весьма прозрачно намекнул на готовность отпустить его племянника и "за так". Но ох уж эта дикарская гордыня - дурень отказался, заявив, что ему стыдно будет вернуться домой, не выкупившись за достойную его сумму! Это натолкнуло меня на дельную мыслю. Точнее, я вспомнил прочитанных в школьные годы дрюоновских "Проклятых королей". Там после Пуатье англичане собрали всех пленных французских рыцарей вместе и предложили им самим назначить за себя выкуп. Поодиночке те, возможно, и торговались бы из-за каждого ливра, но вместе, друг перед другом - распустили павлиньи хвосты и принялись состязаться, кто из них круче, а значит - дороже стоит. Рассказав тестю вкратце суть, я предложил ему проделать аналогичный фокус и с попавшими в наши лапы родовитыми нумидийцами. Как я и ожидал, вышло ещё хлеще, чем у тех англичан с теми французами. Если уж европейские аристократы, к тому времени давно уже люди воспитанные и приученные к хорошим манерам, едва получив возможность померяться меж собой хренами, тут же занялись этим со всем обезьяньим азартом, то что взять с этих куда более высокопримативных африканских детей природы? Знатные нумидийцы едва не подрались меж собой!

Первым назначить за себя выкуп мы предложили самому чмошному из них, не имевшему даже кожаного анатомического панциря. И выпали в осадок, когда это чмурло, оглянувшись на остальных и что-то прикинув в уме, вознамерилось выкупиться за двадцать лошадей, пятьдесят коров, триста овец, десяток молодых и крепких рабов и тридцать слоновых бивней.

– Это ведь много для тебя, - попытался урезонить его Арунтий, - Разве у тебя есть столько? Откуда ты возьмёшь такое богатство?

– Род соберёт!
– заявил этот недовождь, - Пусть только попробует не собрать! Вернусь - головы тогда всем поотрываю!

Прочим пришлось уже ориентироваться на этого - по аукционному принципу "кто больше". Когда очередь дошла до главного вождя, оперировали уже - в той же примерно пропорции - сотнями конских и коровьих голов, тысячами овечьих, до сотни рабских и до трёхсот бивней. Естественно, царскому племяннику было никак нельзя уронить своего достоинства перед нижестоящими, и он - наверняка скрипя сердцем и прочими внутренностями - предложил за себя выкуп, равный доброй трети от суммарного за всех остальных. Впрочем, уж ему-то мой хитрый тесть подсластил пилюлю, подарив от всей своей широкой души полный комплект селевкидской брони, едва ли имевшийся даже у самого Масиниссы, крепкого - как раз под стать доспехам - фессалийского жеребца и рабыню-гречанку - шикарную фигуристую синеглазую блондинку. Всё это, конечно, стоило куда меньше выкупа, но для полунищей и полудикой Нумидии являлось редчайшей и потому безумно престижной роскошью.

Прикинув хрен к носу, я понял, что Арунтий вовсе не забыл наших обсуждений о будущих набегах. Мы тогда говорили о том, что в первый набег - пробный - пойдёт обыкновенное нумидийское ополчение, и его мы отразим, как оно и вышло у нас сейчас в лучшем виде. Но вот дальше изобиженный неудачей царский племянник вполне мог попросить у венценосного дяди и настоящее войско, да ещё и со слонами, и вот тогда нам придётся туго. Тесть, оказывается, всё это тоже как следует обмозговал и позаботился о том, чтобы племянник Масиниссы не был так уж сильно изобижен.

Более того, развив творчески мою честно скоммунизженную у Дрюона идею о самоназначении выкупа, Арунтий решил ещё и отпустить знатных нумидийцев под честное слово. Ну, точнее - под торжественную клятву всеми богами и тому подобным и, само собой, друг перед другом. Возьми он её с каждого по отдельности с глазу на глаз - добрая половина наверняка нагребала бы, а вот так, скопом - продолжилось меряние хренами друг с другом, понты ведь для обезьян дороже денег, и судя по их сцепленным зубам и не слишком весёлым физиономиям, идея нагребать победителя возникла у каждого, но сразу же и угасла. Тесть же мой убивал этим сразу двух зайцев - и великодушие демонстрировал нехилое, после которого весьма затруднительно будет нумидийцам сохранять к нему враждебность, и сбор выкупа изрядно ускорял - ведь сами же отпущенные теперь, дабы чести не уронить, в лепёшку расшибутся и свои роды до нитки оберут, да ещё и со скоростью экспресса. Теперь ведь они ещё и на скорость меж собой соревноваться будут - кто скорее выкуп за себя заплатит и тем самым достоинство свободного человека себе вернёт.