Арбалетчики в Вест-Индии

Автор неизвестен

— Что за жрица? — обернулся я к Аришат, — Вас в храме и двух десятков не наберётся, и все видят всё, так что ты должна знать, кто именно.

— Да неважно это, — поморщилась финикиянка, — Какое это имеет отношение к делу?

— Нам тут любые подробности важны.

— Я тебе потом расскажу — с глазу на глаз, ладно?

— Нужно, чтобы знал и Хренио — он у нас как раз по части расследований.

— Ладно, но не сейчас. Не при отце…

На эту тему мы с ней говорили вполголоса, а мой шурин тем временем развивал другую тему — о патологической дури соперника:

— Кем надо быть, чтобы не понимать? Жрица могла и до другого дня подождать, а девчонка уже пришла и уйти не может, пока не… гм… это самое… А этот идиот — вообще непонятно, о чём думал. А теперь бесится, хоть сам же и виноват.

— Это похоже на него? — спросил испанец у Фамея.

— Ну, молодой, горячий, мог и наделать глупостей сгоряча…

— Не сгоряча, а спьяну, — шёпотом прокомментировала для меня Аришат.

— Хотя — странно всё-таки, — продолжал её отец, — Мог, конечно, в дурь попереть, но чтоб НАСТОЛЬКО…

Нормальная тема для мирной застольной беседы? Увы, слишком уж она для нас сейчас злободневна…

Как мы и ожидали, придуманная Васкесом ответная провокация оказалась результативной. Приведённый

под конвоем и помещённый в подземелье фамеевского особняка раненый «пленник» — его старательно изобразил переоблачённый и размалёванный соответствующим образом один из наших туземных проводников — заставил наших тайных недругов занервничать. А уже ночью, ближе к рассвету, в дом попытался проникнуть диверсант. Не то, чтоб его ждали именно в эту ночь, но чисто из профессиональной ментовской паранойи Хренио допускал и версию внутригородских интриг, и исключительно в её рамках мы убедили суффета перестраховаться. Мнимый пленник, которому в «кутузке» было возвращено его настоящее обличье, уже поздним вечером был тайком выпущен и присоединился к соплеменникам, с которыми и покинул город совершенно открыто, а его место в подвале занял загримированный под него боец из наиболее преданных Фамею воинов городской стражи. Засада состояла из нескольких его сослуживцев, притаившихся в самом доме. Так, для порядка — в качестве основной версии мы рассматривали туземную, и именно к ней наш мент готовился всерьёз, собираясь на следующую ночь засесть в засаду сам с пятью хорошо натасканными и тщательно проинструктированными бойцами из числа наших бодигардов. Млять, ну и облажались же мы с этим приоритетом версий! Нет, бдительности-то эдемским стражам порядка хватило, не хватило квалификации. Взять проникшего в дом злоумышленника живым им не удалось, и наутро мы лицезрели лишь его труп. А мёртвые — они ведь просто поразительные молчуны. Впрочем, не всегда и не для всех. Когда убитого рассмотрели местные, в нём опознали одного из рабов видного и заведомо добропорядочного гражданина Ятонбала. Было от чего выпасть в осадок! По словам его именитого хозяина, раб был послан им накануне с мелкими поручениями на рынок и — ага, не вернулся. Что ж, при всей необычности инцидента — увы, бывает и такое. Но это были ещё только цветочки — ягодки ожидали нас днём…

Иду я, значится, по рынку, никого не трогаю — даже рэкетировать никого и не думаю, гы-гы! С самыми мирными и даже законопослушными намерениями, короче говоря. И тут из толпы вдруг выпрыгивает размалёванный гойкомитич, да без единого звука сразу на меня бросается, да всё это как-то моментально — я и перебздеть-то толком не успел. Юмора, естественно, ни хрена не понял, на автопилоте руку его с кинжалом перехватил — это когда он уже второй раз замахивался. В общем, не будь на мне моей бронзовой кольчуги под туникой — так бы и пал героически во славу Тарквиниев, млять! Индюк вырывается, отскакивает — видно, что тоже юмора не понял. Я — всё ещё на автопилоте — за меч хватаюсь, Бенат с Тархом — уже с мечами наголо — подскакивают и продырявить чингачгука норовят, я хриплю им, чтоб «живьём брать демона», тот въезжает, что здесь ему — не тут, да наутёк, мы — следом. А чингачгук, хоть и босой, но бегать умеет, надо отдать ему должное. Гоняться за этим горе-ассасином по всему рынку — ага, мальчика нашли, млять — в мои планы не входило. Народец-то ведь кругом тоже всполошился, а среди толпы каждый третий — такой же гойкомитич, и они ж для нас практически все на одно лицо, так что неразбериха назревала ещё та. Исключительно чтобы пометить нужного нам, дабы ошибки не вышло, я шмальнул ему вслед из пружинной пистоли и угодил в поясницу. И тут это чудо красножопое, почуяв, что дело — дрянь, вдруг ещё один кремнёвый ножик выхватывает — тот кинжал оно, убегая, зачем-то под ноги нам швырнуло — и по горлу себе чикает. В общем, опять не склонный к даче показаний труп нам достался. Так это, думаете, конец истории? Хрен там!

Практически одновременно состоялось аналогичное покушение и на Велтура. Ну, мы-то все в кольчугах под туниками, так что и результат, хвала богам, точно таким же оказался. Только вот охрана шурина всё-же с квалификацией подкачала, да и сам парень погорячился, вместо пружинной пистоли — я дал ему свою вторую на всякий пожарный — меч обнажил. Ранить-то они этого индюка ранили, и достаточно приметно, но не тяжело, и тот таки смылся. Что характерно — тоже не забыв бросить под ноги преследователям орудие не удавшегося убийства. Ну, этот-то в конечном итоге тоже хрен ушёл — попался патрулю городской стражи, от которой и схлопотал копьё в брюшину. Короче — три безмолвных трупа и три каменных кинжала. Два последних трупа, когда их отмыли, да местным показали, тоже рабами этого Ятонбала оказались — ага, тоже сбежавшими, не спросясь хозяйского дозволения. И кинжалы откуда-то из неведомого хозяину источника взявшими — туземные каменные, но по туземным меркам весьма непростые и уж всяко не дешёвые. Причём, в двух последних случаях редкое, дорогое и весьма характерное оружие ПРЕДНАМЕРЕННО оставлялось для будущего следствия — ага, типа эдакой подсказки для особо тупых…

Я уже говорил, кажется, о разнице между каменным оружейным ширпотребом и предметами роскоши? Да, помню, только на примере копий и дротиков. Ну так и с ножами та же самая хрень. Нормальный практичный каменный нож гойкомитичей — короткий, чаще всего его клинок короче рукояти. Даже у ритуальных жертвенных ножей тех же самых ацтеков, уж всяко не ширпотребовских, редко когда их кремнёвый или обсидиановый клинок заметно длиннее рукояти бывал. Нет, кинжалы-то длинные боевые и охотничьи у чингачгуков тоже есть, но они у них либо костяные, либо из твёрдого дерева, а режущие лезвия — наборные из вклеенных в желобок костяной или деревянной основы каменных микролитов. А иногда и ими не заморачиваются, кинжал ведь — оружие прежде всего колющее, а режущим ему при этом быть не обязательно. Но это — нормальный функциональный ширпотреб, изготавливающийся и применяющийся рационально. Перед нами же лежали три длинных цельнокаменных кинжала, прямо таки кричащих о своей редкости, эксклюзивности и ну никак не ширпотребовском назначении. Зарезать или заколоть таким кинжалом надёжно удерживаемую и лишённую возможности сопротивляться жертву на алтаре — это я представить себе ещё могу, но вести им бой — одноразовое какое-то оружие получается. Собственно, у всех трёх острия и выкрошены при ударах и падении, как и следовало ожидать. В общем, при наличии нормального и вполне функционального ширпотреба — прямо сюрреализм какой-то получается. Театр абсурда, если не считать того, что он чуть ли не аршинными буквами — ага, специально для тугодумов вроде нас — указывает на Чанов.

Как мы и рассчитывали, кое-что Фамей нам о них порассказал. Это не племя и не род, это объединение местных туземных

жрецов. Причём, какое-то отдельное, прямого отношения к местным племенам не имеющее. Их уважают, их почитают, их побаиваются, но как-то опосредованно. Я ведь, кажется, уже упоминал, что развитой канонизированной религии у тутошних гойкомитичей нет? Есть какие-то ритуалы, есть шаманы, есть священные пещеры, где они молятся духам — всё как у людей… тьфу, у дикарей. А вот настоящей религии нет — ни храмов, ни жреческой касты с её иерархической организацией и запретными для мирян тайнами. Но это у них нет, у простых кубинских дикарей, а вот у Чанов — есть. Ну, не египетские храмы и не месопотамские зиккураты, попроще и поближе к природе, но кое-что. Например, пирамидальные земляные насыпи, на вершинах которых — деревянно-земляные святилища. Примерно о таких же рассказывают и плававшие на материк купцы, но это у ольмеков тамошних сейчас по бедности, а раньше они их и камнем облицовывали. Ну, в городах, конечно, в деревнях-то всё попроще было. В глубокой древности, до того, как зажрались — тоже, говорят, не облицовывали и в городах, так что к истокам, можно сказать, вернулись. Так то ольмеки материковые поздние, которым после этапа развитой цмвилизации сами боги велели пирамиды строить — хотя бы уж земляные, раз каменные не под силу. А тут — дикари натуральные, даже земледелия настоящего не знающие, некоторые даже в пещерах всё ещё живут, а всё туда же — тоже земляные пирамиды сооружают. Кто у кого этот обычай собезьянничал, интересно узнать? Но о таких тонкостях эдемский суффет не знал. Знал только о том, что земляные пирамидальные подножия святилищ были всегда — и на имеющем развитые земледельческие культуры материке, и здесь, на этом населённом дикими охотниками и собирателями острове. Только не на всём острове, а у Чанов. Живут они к северо-западу от Эдема, у подножия невысоких гор и в самих горах — ага, тех самых, в которых Васькин коку выращивать предлагает. Горы это известняковые, с крутыми склонами, но почти плоскими вершинами, да и пещер в них — видимо-невидимо. В этих пещерах и в селениях из примитивных хижин и шалашей живут точно такие же дикари, как и по свему острову, а рядом с ними — насыпные пирамиды и посёлки этих таинственных Чанов. И так было всегда, как сказал нам Фамей, с самых незапамятных времён….

Какова степень влияния этого жреческого объединения на окружающие их племена местных чингачгуков, главный городской финикиец и сам не очень-то представлял. Власть в её традиционном понимании Чаны имели лишь над теми дикарскими общинами, что жили непосредственно рядом с ними, кормили их и участвовали в их обрядах хотя бы в качестве зрителей. То бишь, говоря современным языком — над адептами своей религии, в отношении которых правомерно говорить о какой-то первобытной теократии. Странно для примитивного охотничье-собирательского социума? Однако ж — факт. Но сколько их там таких, фанатично верующих? Горстка по сравнению со всем населением острова! А над прочими племенами власти у Чанов не было, был только авторитет. Хватит ли его на то, чтобы поднять все окрестные племена на «священную войну» против эдемцев? Этим вопросом Фамей задавался и сам, и возникавшие при этом мысли его не радовали. Судя по произошедшим инцидентам, их организаторы явно считали, что запросто может хватить. Иначе какой смысл натравливать его на немногочисленную и слабую в чисто военном отношении жреческую общину?

Политик есть политик. Мы с Хренио гадали, рассматривая различные версии, в том числе и эту, а суффет сразу же почуял, что ноги у этих провокаций растут из города — однозначно и без вариантов. Все прежние конфликты колонистов с туземцами происходили из-за инцидентов непосредственно с соседними племенами и ограничивались войной с конкретным племенем, в которую прочие не вмешивались. Чаны — тем более. За несколько столетий существования колонии не возникало у них для этого причин, никакого дела до города им не было, как и городу до них, и наше появление ничего в этом раскладе не меняло. А вот кое для кого в городе — очень даже меняло. Клан Тарквиниев сейчас — единственная связь Эдема со средиземноморской прародиной, без которой судьба колонии представляется исключительно в мрачных тонах. Бросить-то баснословно выгодный бизнес Тарквинии, конечно, и не подумают, но инциденты с сыном и зятем наследника главы клана, то бишь с Велтуром и со мной — это ведь не хрен собачий. Даже не смерть, даже не ранение, даже сам факт покушений — уже повод для нешуточного скандала с гарантированным поиском виновных «стрелочников». А кто главный «стрелочник»? Тот, кто должен был обеспечить нашу безопасность, то бишь городская власть. А власть здесь — это он, Фамей. Прошляпил, не обеспечил, а в результате — подверг всех своих сограждан опасности ссоры с единственным связующим звеном через океан. Тут уже не столь важно, как на самом деле отреагируют на инциденты Тарквинии, важнее настрой перепуганных перспективой ссоры горожан. Это во-первых, а есть ведь ещё и весьма не пустяковое «во-вторых». От него ведь теперь будут ожидать и требовать немедленных действий, а все улики указывают на Чанов. А война с ними, судя по расчётам злоумышленников, чревата и войной с окрестными дикарями, и это — ещё большая опасность для колонии. А виноват кто? Правильно, опять власть, то бишь опять он, Фамей. Так может, он — того, занимаемой должности не соответствует? Может, городу другой суффет нужен, поблагоразумнее и поосмотрительнее?

Теоретически на должность суффета мог претендовать любой гражданин. На практике — достаточно обеспеченный, поскольку у финикийцев, как и у римлян, жалованья от казны магистратам не предусматривалось. Хочешь занять престижную должность и этим прославиться — прославляйся, но за свой собственный счёт. Ещё реальнее — с хоть какими-то реальными шансами быть избранным, а не провалиться на выборах — могли тянуть на суффетскую должность лишь представители пятнадцати богатейших и влиятельнейших семейств, как раз и составлявшие городской Совет. Но и в Совете Пятнадцати не все одинаковы. Род Фамея — традиционно знатнейший и влиятельнейший. Если бы законы позволяли избираться каждый год подряд — скорее всего, он так бы и был бессменным суффетом, как и его напарник из дружественного семейства. Такого священные законы предков не позволяют, но какая разница? На следующий год, после осенних выборов, его сменит верховный жрец Баала, представитель второго по знатности рода, и оба они с напарником будут продолжать его же политику, с ним же и согласованную. А ещё через год их снова сменят они с напарником, и так всё время. В отличие от крупных городов Средиземноморья, Эдем невелик, в нём все знают всех, и политика здешняя проще и «домашнее». И не в свой год правления городом многие решения фактически, будучи бесспорным лидером всех четырёх «суффетских» семейств, всё равно будет принимать Фамей — вплоть до того, что и гонцы с донесениями частенько будут бегать сперва к нему, а потом уж к действующему суффету. Все ведь обо всём прекрасно знают, и всех это вполне устраивает — ну, кроме некоторых смутьянов…