Арбан Саеш. Трилогия

Малицкий Сергей Вацлавович

— Спасибо тебе, судьба, что мне не пришлось быть обязанным этому элбану, — скривился в темноте Баюл.

— Что еще сказал тебе Катран? — спросил Дан, — И разве тебя не было в Кадише? Хейграст чувствовал там слежку!

— В Кадише меня не было, — ответил Латс. — Или ты думаешь, что я птица, чтобы летать по всему Эл-Айрану? Что касается слежки, ты плохо знаешь Валгаса. Последние годы он наводнял своими шпионами все окрестные города и земли. Он не маг, но служака каких мало. А Катран… Какая разница, что он мне говорил?… Порой мне кажется, что я только слушал его голос, не понимая слов. Более того, я надеюсь, что еще услышу его хотя бы перед смертью, а тогда… Тогда перед Лотом он напомнил, что вы идете искать камень. Но отметил, что демон — властитель Дары — не будет сидеть в Ари-Гарде близ горящей арки и ждать, когда Катран или его слуги принесут ему Рубин Антара или светильник. Демон будет прочесывать локоть за локтем весь Эл-Айран! Его посланники уже давно захватили Индаинскую крепость и, даже если неспособны сами отыскать камень,

уж точно почувствуют, когда его найдет кто-нибудь другой! «Будь рядом с ними, — сказал Катран. — Сделай так, чтобы ни одна ниточка не потянулась в клубочек, который будут скатывать руки врага. Сделай так, чтобы Рубин Антара миновал руки серых и руки того, кто скоро спустится с Горячего хребта, ощетинившись копьями лигских нари. Он должен коснуться только рук древних, что таятся в Вечном лесу, потому что только они доставят его туда, куда нужно. Круг должен сомкнуться».

— Какой круг? — хрипло переспросил Дан.

« — Помни, — твердо сказал Катран», — словно не слыша парня, продолжал говорить Латс, — «когда сойдутся вместе Бродус, Хейграст, пес и судьба камня, но камень будет в безопасности, а смерть прикоснется к твоему лицу, тогда, в этот самый миг, ты можешь быть уверен, что Эл-Лиа будет спасен».

— Как мало нужно для счастья! — недовольно пробурчал в углу ямы Баюл.

— Так ты убивал элбанов в Индаине только ради нашей безопасности? — упавшим голосом проговорил Дан.

— Да, — нехотя произнес Латс. — Никто не должен был указать на вас. Альма очень сильная колдунья. Ее северная магия мне незнакома, но очень действенна. Ничто не происходило в последние годы в Индаине без ее ведома. Она послала следить за вами лучших лазутчиков. Я не мог их тронуть, поэтому оставалось лишь нанять маленьких попрошаек, следовать по вашим следам и уничтожать всех ваших собеседников.

— И белу и ари на старом маяке? — с ненавистью спросил Дан.

— Нет, — прошептал Латс. — До них я не успел добраться, пришлось задержаться в прибрежном трактире да еще успеть скрыться от разъяренных пиратов, но старики и сами решили не отдаваться в руки слуг Альмы, они бросились на скалы и добровольно расстались с жизнью. Что ж, такова судьба малых сего мира — служить камнями в мостовой, по которой ходят великие. Впрочем, не обольщайся, я убил бы и их без сожаления. Я ждал вас в крепости. Вам очень повезло, что ари напали на пиратский флот. Только околдованный Крат вовсе не стоил подвигов, которые вы совершали. Он уже давно был трупом.

— А тебе очень нравится роль камня в мостовой? — тихо спросил Баюл.

— Ты спрашиваешь так, потому что не знаешь, что такое преданность, верность, любовь к своему повелителю, — прошептал Латс. — Меня могло расстроить только одно, что я потерял вас в Азре и мог сгинуть в плену нари, не выполнив волю Катрана. А теперь… теперь все пойдет своим чередом.

— Не сомневаюсь, — пробурчал Баюл.

— Не сомневаюсь, — кивнул Дан и поднял голову. Решетка сдвинулась — и в дно ямы воткнулась лестница.

— Поднимайтесь, — донесся безучастный голос.

Глава 4

ГОЛОС ВЕЧНОГО ЛЕСА

Дан смотрел по сторонам и отрешенно думал, что самые страшные вещи поражают обьщенностью и простотой. Крепкие нари в зеленых куртках управлялись с пленниками как с жертвенными животными. Храня молчание, они вытаскивали несчастных из ям, прихватывали по рукам и ногам просмоленными веревками и одного за другим тащили в сторону. Кто-то из узников заворочался, забился в темноте, раздался короткий шум, поднялась и опустилась широкая алебарда, и строптивец последовал вслед за остальными уже не живым существом, а куском безжизненной плоти. Вот плечистый нари одним движением сшиб Дана на вытоптанную траву, окатив запахом перекисшего пота, больно стянул запястья, затем спутал лодыжки и, ухватив широкой ладонью за путы, поволок в сторону. Где-то впереди под крепкими ногами неуклюжим кульком так же волочился банги. Пытаясь уберечь затылок от мусора и камней, Дан силился поднять голову, осмотреться, но разглядеть ничего не мог. Начинающее сереть небо все еще было звездным, и зеленые элбаны, делающие свою страшную работу под этими звездами, двигались во мраке, как в темной жидкости. Но вот впереди заблестели большие костры, показались из тьмы выскобленные до белизны столбы, прошло еще несколько мгновений — и те же крепкие руки подняли Дана и повесили за скрученные запястья на один из них. Мальчишка попытался дотянуться до земли, но не достал и замер, оглядываясь и морщась от боли в кистях. Костры остались где-то за спиной, после яркого пламени глаза постепенно привыкали к полумраку, и увиденное пронзило Дана нервной дрожью.

Столбов оказалось около двух дюжин. Они были вкопаны в утрамбованную лигами ног землю Уйкеас правильным полукругом, и на ближних из них Дан увидел свисающего безвольной тряпкой Латса, нервно подрагивающего ногами Баюла, еще нескольких истерзанных до неузнаваемости элбанов, а за ними — Бродуса, Райбу, Негоса, Омхана, Хейграста! Дан завертел головой, пытаясь разглядеть остальных, и тут услышал хриплый шепот Латса:

— Три дня я отдыхал, парень. А до этого висел вот на таком столбе каждый день. Смотри и запоминай. Зрелище заслуживает внимания, поверь мне. Мой срок уже близок, а тебе, может быть, предстоит увидеть это представление не один раз.

Дан попытался дернуться на привязи,

привлечь к себе внимание Хейграста, но никто из пленников даже не взглянул в его сторону. Рычали в дюжине шагов поджарые боевые псы, терзая обезглавленного пленника. Безучастно смотрели перед собой вармы лигских воинов, выстраиваясь в ряды и за столбами, и по правую и левую руку от них. Множество бивачных костров вздымали языки пламени среди темной равнины за их спинами, а прямо перед столбами в глубину ночной равнины уходила черная полоса. Она казалась похожей на широкую дорогу, но воины, что один за другим вставали с факелами вдоль нее, не могли растопить клубящийся на ней мрак. И, чувствуя смертный холод, что еще не приблизился, но уже накатывал из темноты, Дан постарался зажмурить глаза, вжаться в дерево, раствориться, исчезнуть!

— Будь воином до конца, парень, — донесся неожиданно твердый голос Латса. — Смотри-ка, в этот раз нас почтила присутствием сама устроительница празднества!

Дан открыл глаза и тут же понял, что не закроет их больше ни на мгновение. Ряд воинов нари справа от него раздался — и в пустоте показался крепкий деревянный помост. Пространство перед ним немедленно заполнили колдуны-ари в высоких шапках. Их было не меньше дюжины, затем среди них показались крепкие воины-ари с кривыми мечами, из темноты выплыло резное кресло с высокой спинкой, служки в черных сутанах подняли его наверх, поставили, сползли с помоста, и наступила полная тишина. Если и до этого мгновения над равниной не раздавалось ни слова, то теперь погасли и все остальные звуки — топот, дыхание лиг воинов, постукивание деревянных, обтянутых грубой кожей щитов о древки копий, потрескивание факелов, отдаленное ржание лошадей, хруст костей под зубами собак, — все стихло. Беззвучно расступились колдуны и воины, и в проходе показалась Барда. Дан понял это сразу, едва разглядел клочья развевающихся седых волос, багровую сутану на острых плечах и безжизненное лицо. С ужасом Дан почувствовал, что она мертвее мертвого. Подрагивала при неровной ходьбе нижняя сухая челюсть, вращались лишенные век сухие глазные яблоки, растягивались в стороны коричневые губы, но жизни в правительнице Адии было не больше, чем в деревянных куклах, что танцевали на тонких нитях у странствующих умельцев на лингерской ярмарке. И подобно этим нитям в черноту равнины уходили бледно-синие полосы. От дергающихся при подъеме по лестнице коленей, от вращающихся глазных яблок, от острых плеч, от костлявых пальцев, вцепившихся в резные подлокотники, от беззубого рта, открывшегося с сухим треском и с таким же треском произнесшего: «Начинайте!»

И в это мгновение из глубины равнины раздался вой. Он пронесся над безучастными лицами воинов, над трепещущими языками факелов, над холодными глазами ари и окатил пленников смертной дрожью.

«Разве можно противостоять этому?» — задыхаясь от ужаса, подумал Дан и вновь оглянулся, силясь рассмотреть друзей, поймать их взгляды. Пленники были неподвижны, только Баюл, опустив голову, еле слышно то ли выл, то ли скулил, и Латс что-то горячо шептал, задрав подбородок к небу.

Из рядов нари вышел крепкий воин в плаще и черненых доспехах, поклонился Барде, замершей в кресле неподвижной куклой, и тоже замер, повернувшись лицом к пленникам. Несколько мгновений он стоял деревянным истуканом, затем вздрогнул и решительно направился к одному из столбов. Блеснул нож — и истерзанный мужчина в сварской одежде упал на вытоптанную траву. Нари наклонился, рассек путы на его руках и ногах, поднял пленника за шиворот, поставил на ноги и толкнул в сторону тьмы. Несчастный, пошатываясь, обернулся, замотал головой, но новый толчок едва не сбил его с ног. Судорожно озираясь на воинов, сомкнувших шиты и выставивших копья, свар поплелся навстречу мраку. Он прошел не больше двух вармов шагов, почти добрался до границы, где ряды факельщиков обрывались, и в стороны разбегалась ночная равнина, когда вдруг замер, развернулся и побежал обратно. Бег закончился через мгновение. Словно сгусток мрака накрыл бегущего, истошный крик оборвался, не прозвучав, и тут же сменился сухим хрустом перемалываемых костей. Подобострастно заскулив, прижались к земли боевые псы нари. И вновь блеснул нож — и новый пленник свалился на вытоптанную траву.

— Бродус! — в отчаянии прошептал Дан.

Бывший начальник городской стражи Эйд-Мера выпрямился, расправил плечи, с сожалением провел рукой по поясу, на котором не было меча, прошел вперед дюжину шагов, оглянулся, нашел глазами Райбу, Дана, улыбнулся им и твердо сказал:

— Я умру здесь!

Никто ему не ответил, только забилась в путах Райба, а Дан почувствовал, что неизбывная тоска сжала сердце, и слезы хлынули по щекам, не принося облегчения. Тьма между горящими факелами сгустилась, вздрогнула, ожила, и мальчишка увидел Аенора. Плечо к плечу, морда к морде пес бежал рядом с гигантской волчицей. Именно так бегает молодой волк в начале зимы рядом с матерью, когда она перестает приносить добычу ему в логово и выводит на первую охоту. Аенор был ниже волчицы, казался светлым пятном на ее иссиня-черном фоне, но именно теперь становилось очевидным — он и сам был волком. Даже его глаза горели именно так, как глаза его матери, красными проблесками, не позволяющими угадать не только на что он смотрит, но есть ли вообще зрачки в глазных впадинах. «Закрыть глаза, не видеть!» — мелькнуло где-то на краю сознания, но вместо этого мальчишка напрягся, вытянулся в струну, пытаясь пробиться сквозь ледяную черноту к своему бывшему другу, спутнику и защитнику. Не смог.