Architect of love
Шрифт:
— А, ну конечно. Куда же ты без своей мании величия и короны, — с иронией заметил Эндрюс. — В прошлом году ты был Майклом Джексоном, королем поп-музыки, в этом косишь под Элвиса, а в следующем, наверно, наденешь тогу и венок Цезаря. Интересно, когда короли закончатся, облачишься в статую Свободы? — продолжал потешаться Арчи, приставляя растопыренную пятерню к затылку, изображая корону.
— На себя посмотри, — буркнул Джонс, — что это на тебе за карнавальный костюм? Изображаешь самого себя лет эдак через двадцать? С намечающимся пузцом и проплешиной? Такой себе счетовод Арчибальд Эндрюс, получающий в год сорок пять штук. Не повезло тебе,
— Заткнись, Джонс, еще накаркаешь!
— Что, правда глаза колет? — саркастически заметил Джагхед. — И потом, Арчикинс, в каком нафталиновом шкафу ты откопал этот допотопный галстук в жуткий горошек? Стоит в таком разок выйти на публику — и можно вешаться. Надеюсь, он крепкий? Выдержит твое бренное тело?
— Ну все, Джагги, ты сам напросился! — рявкнул Эндрюс, хватая того за грудки и заталкивая в мужской туалет. — Элвис, говоришь?! Зря ты, красавчик, так зад выпячивал и бедрами крутил! Ой, зря!
— Ничего я не выпячивал! Я в образ входил! — возражал Джонс, упираясь лакированными туфлями о кафельный пол.
— Ну так я тоже сейчас во что-то войду! — горячо выдохнул Арчи, легонько пнув Джонса в кабинку. Потом, он сорвал с него куртку и накрыл ею крышку унитаза.
— Скотина ты, рыжая, ты знаешь, сколько я за нее заплатил?! – громким шепотом возмущался Джонс, слабо сопротивляясь натиску. — Не мог, что ли свой пиджак постелить?!
— Я должен иметь презентабельный вид, — лихорадочно цедил Эндрюс, помогая себе и Джагхеду с ремнем и ширинкой. — Мне ведь еще за бабами ухлестывать, помнишь? О чем ты там еще мямлил? — спросил Арчи, расслабляя узел галстука и сдергивая его с шеи. — Кажется, этот кусок культуры может нам пригодиться! — криво улыбнувшись, заметил Арчибальд, наматывая пеструю удавку на кулаки и дергая в стороны. — Заткнуть им твой болтливый рот, мой сладкий, или связать тебя, чтоб не рыпался?
— Лучше свяжи, а то я за себя не ручаюсь, — выдохнул Джагхед, подстраиваясь под Эндрюса, — и потом, ты же знаешь, как я люблю целоваться и сыпать грязными словечками во время процесса.
Спустя время…
— Ну, и как я теперь на карнавал пойду? — с легкой досадой спрашивал Джонс, глядя на себя в зеркало. — Фирменная шевелюра Элвиса окончательно испорчена. Куртка мятая, грязная и от нее несет целым букетом человеческих удовольствий. Нельзя было трахнуться как-то поаккуратнее? Сам вон, как огурчик.
— Джагги, крошка, с тобой аккуратно не получается, — констатировал Эндрюс, довольно улыбаясь и поправляя на себе одежду, пряча в карман мятый галстук.
— И кто я теперь, по-твоему? — капризно надув губы, спросил Джонс, разбросав руки в стороны.
— Не хнычь, приятель, сейчас посмотрим, — выдавил Арчи, прищурено взглянув на брюки-дудочки и полосатую тельняшку. — Придумал! Свистнем у девчонок косметичку и выбелим твою симпатичную мордашку. Потом пририсуем черные брови Пьеро и пару слёзок. И последний штрих – берет и белые перчатки.
— И кем же я буду?
— Исполнителем пантомимы, — пожал плечами Эндрюс, обнимая Джонса за плечи и выходя вместе с ним из мужского туалета. — Больше никаких Элвисов и виляний бедрами, — подмигнул Арчибальд, скользнув рукой по округлому заду друга. — А то, боюсь, до новогоднего карнавала мы так и не доберемся.
========== Пан или пропал (Harringrove, ST) ==========
– Ебучий Харрингтон, гребаная принцесса! – цедит Билли,
Задрав голову, Харгроув порциями выдыхает лишний никотин в потолок, дико желая, чтобы вместе с дымом его покинула эта чертова одержимость. И как только этому мистеру «Идеальная прическа» так быстро удалось просочиться сквозь поры, прокрасться под кожу, завладеть пусть и скудными, но все же мыслями Билли?
Когда это Харгроув умудрился из нормального мужика превратиться в педрилу, что на местных телок у него даже не шевелится? Все эти шмотки, расхристанные до пупа рубахи, джинсы на голое тело, виляние бедрами перед зеркалом: все это для одной единственной цели – завладеть вниманием Харрингтона и так же вгрызться тому в душу, как ни о чем не подозревающий Стиви сделал с собственным нутром Билли.
Блядь, да он ведет себя, как сучка во время течки, как похотливый извращенец! Заигрывает, драконит, подкалывает. Трется об него во время баскетбола и жадно пожирает взглядом, облизывая собственные губы. А Харрингтону пофиг. Он слепая, бесчувственная скотина! Будь он бабой, давно бы принадлежал Билли, и помоги Бог тому, кто осмелился бы позариться на его принцессу!
Шарм и дьявольское обаяние с долей брутальности действовали на женский пол безотказно, чего не скажешь о красавчике Стиве. Пара фраз и соблазнительная улыбка могли свести девчонок с ума и заставить писать кипятком, но в отношении с Харрингтоном, Харгроуву приходится сыпать оскорблениями и выдыхать сигаретный дым прямо в симпатичную мордашку одноклассника, ожидая с его стороны ответных действий.
Билли боится открыто признаться в своих чувствах. Ему проще делать больно. Издеваться, хватать за грудки и швырять на землю, разбивая в кровь нос и губы Стива. С каждым нанесенным ударом безмолвно вопить: «Тебе повылазило, Харрингтон?! Всю душу мне выебал, сука! Наизнанку вывернул! Люблю я тебя, понимаешь?!» Иными словами Харгроув сразу решил пойти путем более убедительного воздействия: «Если в сердце дверь закрыта, нужно в печень постучаться».
И что характерно, он хочет этого мальчика-принцессу именно таким: наглым, дерзким, сопротивляющимся, в упор не понимающим, за что периодически получает по физиономии, думая, что случившийся с Харгроувом конфликт замешан исключительно на соперничестве.
Как же хочется потом схватить ошарашенного Стива и прижать к себе, аккуратно целуя каждую ссадину и кровоподтек. Скулить в район ключицы и давиться слезой, шепча вымученное «прости». Вместо этого Харгроув развязно слизывает бегущую из собственного носа струйку крови, поднимается на ноги и возвращается к машине.
Билли знает, что дома его ожидает серьезная беседа с отцом. Запрет на вождение автомобиля, домашний арест и физическая расправа. Ее то он и ждет, как чертов мазохист, в надежде, что отцовский ор и крепкие кулаки выбьют из него всю эту дурь и блажь. Каждый раз Харгроув-младший опасается того момента, когда окончательно сломают либо его, либо сломается он сам, подняв на родителя руку. А ведь он не железный. Ему просто нужны любовь и понимание.
Доводы отца слабо помогают, потому что завтра опять в школу и вот он Харрингтон, никуда не делся. Смотрит все так же вызывающе настороженно, проходя мимо. А Билли только и остается, что бессонными ночами тихо выстанывать в подушку его имя, толкаясь в собственную ладонь. Мечтать о его губах, объятиях, улыбке, шевелюре, в которую так и хочется запустить пятерню, сжав густые волосы в кулак.