Ардагаст, царь росов
Шрифт:
— Да где им меня признать, если я тут восемь лет не был, — улыбнулся Ардагаст, соскочил с коня и крепко обнял оболонского воеводу. — Здравствуй, дядя Ратша! Здравствуйте, оболонцы!
— Ардагаст вернулся! Жив Зореславич! — понеслось по селу. Мужики, бабы, дети высыпали на улицу.
Ратша смахнул рукой слезу, тряхнул длинными — до плеч, как у сколотов — волосами:
— Воротился! Настоящим воином, царём! Значит, не зря я из-под Экзампея живым вернулся, не зря тебя учил, от Сауаспа прятал!
— Ой, а про тебя уж чего не говорили! То будто лешие тебя съели,
— Я им всем по вкусу пришёлся, да не по зубам, — рассмеялся Ардагаст.
Ратша вдруг помрачнел и как-то несмело спросил:
— Говорят, ты все голядские городки по Десне разорил? А голядь не то увёл, не то побил?
— Кто за оружие не брался — тех увёл. Только один городок оставил — Владимиров, отца твоего. Там не побоялись перед людоедами ворота закрыть. Обещал батюшка к тебе приехать, как только мир в лесу настанет.
Ратша гордо обвёл взглядом односельчан.
— Ну вот, а говорили: сколотный... У нас, царь, беда, — обратился он к Зореславичу. — Напали на село... не поймёшь кто — люди или медведи?
Оболонцы наперебой заговорили:
— До пояса люди, ниже медведи!
— Да нет, наоборот!
— Медведи, только чёрные и на конях!
— Знаю, кто это, — прервал их Ардагаст. — Медведей среди них вовсе нет, а только два полумедведя — Шумила с Бурмилой. Остальные — ряженые в крашеных шкурах.
— Кто бы ни были, а присланы самим Нечистым, — продолжил Ратша. — Схватили пятерых баб, семерых детишек, увели на Лысую гору. Хотели и село поджечь, да ночью дождь шёл, стрехи соломенные отсырели. А мы за подмогой послали и на Подол, и на Перунову гору, в Клов. Печеры — всюду, чтобы приступом идти на волховной городок.
— Осмелели вы, однако, — покачал головой царь. — Помню, затеяли мы игру — с мечами деревянными Лысую гору брать, так нас всех потом отодрали, кроме меня. Ты, Ратша, тогда меня заставил раз двадцать с настоящим мечом и в кольчуге на Хорсовицу взбегать, да ещё от брёвен уворачиваться, которые ты сверху спускал.
— Не одного тебя я так учил, — кивнул Ратша. — Да, осмелели нынче люди. Знали ведь — ты на помощь идёшь. Да если бы и не пришёл, всё равно бы до заката пошли на приступ. Ведь завтра Велик день. Что с полоняниками в эту ночь могут бесовы слуги сделать?
— Двенадцать человек, да Добряна тринадцатая — чернобожье число, — озабоченно проговорил Вышата. — Великая жертва Пекельному. Значит, всех их ждёт либо смерть, либо бесчестье. Начнут проклятые свой обряд в полночь, а кончат до первых петухов.
— Пошли на городок немедля! — зашумели оболонцы.
— Нет, — твёрдо сказал Ардагаст. — Ударим перед полночью, чтобы накрыть всё ведьмовское сборище. Сигвульф поведёт конную рать и ударит сверху, через ворота, а я с остальными русальцами и с пешими — снизу, из яра. Отучим нечисть над святыми праздниками глумиться!
— Веди нас, Солнце-Царь! С тобой — хоть на самого Чернобога с Ягой! — разом закричали росы и поляне.
Близилась полночь. Росская рать скрытно подбиралась к Лысой горе. Узкий, но
Сигвульф повёл конную дружину назад на Подол, а затем вверх по долине Глубочицы, между Хорсовицей и Змеевицей, укрываясь от глаз сборища на Лысой горе. Тем временем пешая рать, стараясь не шуметь, начала взбираться по яру между отрогами. Вместе с конными отправилась Милана, с пешцами — Вышата и обе жрицы Лады. Все четверо старательно отводили взгляд и слух собравшимся на горе, хотя Вышата чувствовал, что это мало поможет. Он давно догадывался, что царя заманивают в ловушку, и не скрыл этого от Ардагаста.
По небу среди неподвижных звёзд всё чаще проносились словно бы другие, летучие звёзды — и падали все на южный отрог Лысой горы. Но лишь волхвы и те, кто от природы имел сильное духовное зрение, видели, что это летят ведьмы — голые, с развевающимися волосами, верхом на помелах, ухватах, кочергах. Иные летели вчетвером-впятером, ухватившись за колдуна — своего наставника и повелителя. Иные — усевшись на кусок липовой коры, иные — оборотившись сороками. Обгоняя их, неслись на нетопырьих крыльях черти — косматые, остроголовые.
Даже и не видя ведьм с чертями, воины Ардагаста знали, на кого идут. Но крепко надеялись на самих себя, на своё оружие и на чары Велесова жреца и своих волхвов. Увереннее всех, не считая русальцев, чувствовали себя оболоицы. Живя рядом с ведовской твердыней, они хорошо знали, как оборониться от её завсегдатаев. Одни вооружились осиновыми колами, другие — палками о трёх дырках, третьи — тележными осями. И обереги у всех были свои, испытанные.
С людьми шли трое крупных серых псов-ярчуков. Их мощные челюсти, не уступавшие волчьим, были страшны для ведьм, на которых обычные собаки не то, что броситься — залаять редко смели. Эти псы, и матери их, и бабки были первенцами у своих матерей. Растили ярчуков в яме, накрытой заговорённой бороной, чтобы ни одна ведьма не добралась. Серячок, который легко мог подружиться с любой собакой или проучить её, к ярчукам относился уважительно, словно к самым сильным волкам.
Чем ближе к полуночи, тем больше темнело небо. Вот уже не осталось на нём ни единой светлой точки. Поёживаясь, люди гадали: укрыли ведьмы всё небо тучами или украли с него месяц и звёзды, угнали Велесову скотину? Для бесовских дел помеха — даже бледный свет Небесного Пастуха и его стад. Ко всему ещё на гору и её окрестности опустился туман — густой, тёмный, непроглядный, собственную вытянутую руку не рассмотришь. Сбиться с пути воинам не давали лишь высокие стенки яров, журчащие и хлюпающие под ногами ручьи да ещё крепкая надежда на таинственное духовное зрение волхвов.