Ардагаст и его враги
Шрифт:
– - Тогда вызволи и дух Катуальды!
– горячо воскликнул молодой Валамир.
– Я знаю, он поможет родичам. Немало готов живет с тех пор в Бойохейме...
– - Э, нет! Прости, не могу. Если выпустить обоих конунгов, они же сцепятся, как голодные волки. Я вызову только Маробода.
– - Конечно. Ты же не гот!
– обиженно произнес Валамир.
– - Я армянин, разве не помнишь? Но прежде всего - человек. И даже ради Армении, клянусь Михром, я не сделаю того, отчего зла и ненужных раздоров в мире станет больше, а не меньше.
– - Хорошо, а что стало с мечом Арминия, и как меч Маробода попал к тебе,
– спросил Еммечько.
– - Меч Арминия погребен вместе с ним, а дух конунга - в Валгалле. Ведь он погиб в схватке с убийцами. А Марободовым мечом тридцать лет владел Ванний. Он понял, что солнечный меч - не помощник в неправедных делах. И потому брал его только тогда, когда защищал племя или мстил за набеги. А просто грабить соседей шел с другим оружием. С римлянами же вовсе не воевал. За это они ему и платили. Поначалу он старался слыть справедливым. Но потом стал обирать народ не хуже римского наместника. Ведь чем чаще он бывал за Дунаем, тем больше приучался к роскоши, а на нее нужны были деньги. Бойохейм наводнили торгаши и ростовщики. Свевов обманывали, спаивали, за долги обращали в рабство.
Наконец конунг нанял орду языгов, чтобы выколачивать дань из свевов и их соседей. И тогда Вангион и Сидон, племянники конунга, подняли народ. Братство Солнца послало на помощь им двоих магов: херуска Теобальда и меня, его ученика. Вай, что за время было! Все народы сдвинулись с мест. Тогда Фарзой создал свое царство и выгнал языгов за Карпаты. Росы покорили венедов, а ты, Ардагаст, тогда родился. А с тобой, Вышата, мы виделись на Афоне, в развалинах города царя Алексарха, основателя Братства. Сколько народов я увидел, сколько чудес, сколько тайн узнал от Теобальда! Он был воин и маг, соратник Арминия. От него я научился рунам, кузнечной магии и владению оружием. А еще - искать мудрость у всех народов, среди всех племен и сословий.
Восставшим пришлось плохо: языги все опустошали, а от песиголовцев, что пришли с ними, нельзя было скрыться даже в дебрях. Тогда мы с Теобальдом позвали на помощь тюрингов и лугов-вандалов. Теперь уже Ванний не знал, куда скрыться. При нем был некромант Захария Самаритянин, ученик Симона Мага. Он и подбил конунга на нечестивое и опасное дело: открыть Бычью Скалу.
– - Бычья Скала? Я вырос в этих краях и знаю: то - самое недоброе и проклятое место после Мачехи. Только злые колдуны и ведьмы рискуют ходить туда, - заметил Сигвульф.
– - Да, это место страшное. Был некогда венетский царь Бустурон, что славился жестокостью, а еще больше - распутством. Кто не отдавал ему дочь или даже жену в наложницы, он сжигал живьем в медном быке. Быка этого сделал и посвятил владычице пекла захожий колдун-этруск. В конце концов, когда в царство Бустурона пришли с набегом скифы, многие венеты перешли на их сторону. Царь, смертельно раненый, укрылся в пещере, где находилась священная кузница и стоял Медный бык. С ним были шестеро дружинников и тридцать пять жен и наложниц. Бустурон велел дружинникам убить всех женщин и покончить с собой. Этой жертвой он хотел оживить быка. Отборные злодеи, которым некуда было деваться, выполнили приказ. Скифы и венеты, подступившие к пещере, увидели там мертвого царя, сидевшего на боевой колеснице, в бронзовых доспехах и серебряном венце, а вокруг него - трупы женщин и воинов, многие с отсеченными руками, ногами, головами. На трупах блестели золото и
Победители хотели ограбить трупы, но вдруг пещеру огласил громовой рев. Медное чудовище, раскаленное докрасна, шло на людей. Из пасти его вырывалось черно-красное пекельное пламя. Даже скифы дрогнули перед ним. Но был среди них могучий волхв. Он велел свалить в кучу факелы и бросил в этот костер две священные секиры со знаками Солнца и Грома. И доброе золотое пламя сожгло колесницу с телом царя, а чудище остановило. Пока бык ревел и бесновался, люди завалили вход, а волхв запечатал его мощным заклятием.
– - А куда делся шестой дружинник? Ведь мертвых воинов было пять, - спросил памятливый Вышко.
– - Он-то ушел живым - через другой ход, что вел вглубь, чуть ли не в само пекло. Каких демонов и чудовищ увидел он по дороге, кому из них продал душу - неведомо. Верно одно: он запомнил заклинание, оживлявшее Медного Быка. У дружинника это заклятие выведал один этрусский колдун, и с тех пор оно гуляло по свиткам чернокнижников, пока не попало к Захарии. Мы узнали от одной дворцовой рабыни: самаритянин хочет закалить меч в огне бычьей пасти, чтобы посвятить его Черному Солнцу, и похваляется, будто сможет подчинить Медного Быка своей воле; ночью они с Ваннием отправятся к Бычьей Скале.
Мы с учителем и десятком воинов-словен двинулись туда же. И вдруг наткнулись на шайку горных троллей, что гнались за зелигенами - лесными девами. Разве могли мы не защитить таких прекрасных и добрых богинь? Все тролли погибли, но нас осталось только шестеро. И на место мы пришли в самый разгар колдовства. Страшный рев сотрясал скалу. Сквозь камень, словно сквозь слюду, светилась красная бычья тень. Из дыры над заваленным входом и из щелей между камнями завала вырывалось черно-красное пламя. А с конунгом было двадцать отборных дружинников.
И тогда мы с боевым кличем бросились на Ванния и его людей. Учитель, раскинув руки, встал лицом к скале, а мы - спинами к нему. Словене бились, как львы, и гибли один за другим. В учителя тоже летели копья и стрелы, а он кровью из своих ран чертил руны на скале. И вот уже рев стал стихать, и все чары Захарии оказывались бессильны. Вдруг некромант что-то сказал Ваннию, и тот поднял рунный меч. Из "окна" в скале вырвался язык пекельного пламени, изогнулся дугой и достиг клинка. И тут меч вспыхнул - не тем, бесовским, а чистым, золотым огнем. Рукавица конунга сгорела, он с руганью выронил оружие и замахал обожженной рукой.
А я уже остался один, и меч мой, застрявший в щите квада, был сломан. Видит Михр, я до сих пор не знаю, как решился тогда броситься вперед, отбиваясь обломком меча и акинаком, и поднять пылающий клинок. Но святое пламя не обожгло меня. И тогда все - конунг, маг, дружинники - бросились бежать, забыв об оружии и чарах. Я обернулся к учителю. Высокий, с седой бородой во всю грудь, стоял он, привалившись спиной к скале. В теле его торчали несколько стрел и копий, но рука еще крепко сжимала меч, окровавленный по рукоять. На лице была спокойная, величавая улыбка.