Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом!
Шрифт:
— Джордж, — сказал я. — Кажется, я нашел! Эта… эта шишка навела меня на мысль! Нужно… Да! Слушай! Ничего не предпринимай в течение часа, слышишь? Я сейчас вернусь. Наше дело в шляпе!
Я вовсе не был так уж уверен, что наше дело в шляпе, но стоило попробовать, пусть даже вероятность успеха была минимальной. И еще мне нужно было как-то подбодрить Джорджа, иначе он мог запросто броситься головой в омут.
— Но скажи… — начал он.
Я показал на часы.
— Сейчас без минуты восемь, объяснять некогда. Положись на меня, хорошо?
Он кивнул и повернулся, чтобы идти в типографию,
— Эй, Джордж! За дело! Набирать буду я.
Он стоял у уголка и выгребал из него отлитые строки. Я отпихнул его и сел за линотип.
— Эй, ты что… — растерянно пробормотал он и схватил меня за плечо.
Я сбросил его руку.
— Ты нанимал меня, верно? Так вот, я у тебя работаю. Слушай, Джордж, иди домой и поспи. Или подожди в конторе. Когда все кончится, я тебя позову.
Из-под кожуха Этаоина Шрдлу доносилось нетерпеливое гудение, и я, отвернувшись от машины, подмигнул Джорджу и подтолкнул его к двери. С минуту он постоял в нерешительности, глядя на меня, затем произнес:
— Надеюсь, ты сам знаешь, что делаешь, Уолтер.
Я тоже надеялся, но не сказал ему об этом, а лишь прислушался: он отправился в контору и сел за стол — ждать.
Я раскрыл одну из принесенных книг, вырвал первую страницу и положил на пюпитр. Внезапно — я просто подпрыгнул от неожиданности — стали вываливаться матрицы, рывком подскочил подъемник, и Этаоин Шрдлу выплюнул на приемный столик первую строку. Затем вторую. Затем третью.
Я сидел и потел.
Минутой позже я перевернул страницу, потом вырвал новый лист и положил его на пюпитр. Наполнил металлоподаватель. Очистил приемный столик. Опять и опять.
Первую книгу мы закончили к десяти тридцати.
Когда прозвучал звонок — двенадцать часов, — я увидел в дверях Джорджа, видимо ожидавшего, что я встану и пойду позавтракаю с ним. Но Этаоин продолжал отщелкивать матрицы, и я лишь качал головой, подавая на пюпитр все новые и новые страницы. Раз уж машина настолько заинтересовалась набираемым текстом, что забыла о собственном манифесте насчет рабочих часов и не остановилась на ленч, значит, все шло превосходно. Это означало, что моя мысль могла иметь успех.
Час дня, работа кипит. Мы начали четвертую книгу.
В пять часов мы кончили шестую и дошли до середины седьмой. Наборная доска была загромождена отлитыми строками, и, чтобы освободить место, я принялся сбрасывать их прямо на пол и заваливать обратно в воронку.
Звонок в пять часов. Мы не остановились.
Джордж снова заглянул в дверь — он был исполнен надежд, но в то же время озадачен, и я снова махнул ему рукой, чтоб не мешал.
Пальцы мои ныли — я выдрал из книг слишком много листов; руки мои ныли — я сгреб и перенес слишком много металла; ноги мои ныли — я слишком много бегал между машиной и наборной доской; и все остальное ныло — я слишком долго сидел перед линотипом.
Восемь часов. Девять. С десятью томами покончено, осталось всего два. Должно, должно сработать! И наконец сработало. Этаоин Шрдлу замедлил темп.
Теперь он при наборе был внимательнее, задумчивее, что ли… Несколько
Темп замедляется, замедляется…
В десять часов Этаоин Шрдлу остановился окончательно. Некоторое время его мотор еще слабо гудел, затем и этот гул стал затихать, так что его едва было слышно.
Я стоял, не смея дышать, пока не убедился окончательно. Ноги у меня тряслись. Я подкрался к ящику с инструментами и достал отвертку. Затем вернулся к Этаоину Шрдлу и медленно — я был готов в любой момент отскочить — перегнулся через клавиатуру и вывинтил винт из второго подъемника.
Ничего не произошло. Тогда я перевел дух и разобрал тисочки.
Затем торжествующе крикнул:
— Джордж!
Он влетел в типографию.
— Бери отвертку и гаечный ключ, — приказал я. — Мы разберем его до последнего винтика и… Ну да, у тебя же на заднем дворе есть здоровенная яма. Мы свалим туда все и зароем. Завтра тебе придется купить новый линотип, но я думаю, ты не разоришься.
Он поглядел на части, которые я уже отсоединил и сложил на полу, сказал: «Слава тебе, Господи!» и пошел к верстаку за инструментами.
Я двинулся было следом за ним, но вдруг обнаружил, что чертовски устал, и повалился в кресло, а Джордж подошел и остановился возле меня.
— Как тебе это удалось, Уолтер? — очень почтительно спросил он.
Я ухмыльнулся.
— На эту идею меня навела шишка, Джордж. Шишка у Будды. Шишка да еще то, что линотип так активно реагировал на все, чему можно обучиться. Понимаешь, Джордж? Это был совершенно девственный ум, и в нем не было ничего, кроме того, что в него вкладывали мы. Он набирает книгу по рабочему вопросу и сейчас же объявляет забастовку. Набирает любовную историю и требует, чтобы ему доставили еще один линотип. Так вот, я накачал его буддизмом, Джордж. Взял в библиотеке и в книжной лавке все, что там было о буддизме…
— Буддизм? Какое отношение буддизм имеет…
Я встал и ткнул пальцем в Этаоине Шрдлу.
— Понимаешь ли, Джордж, он верит в то, что набирает. А я накачал его религией, которая убедила его в том, что все суета сует и что нужно стремиться к небытию. Om mani padme hum, [27] Джордж. Взгляни… Ему теперь наплевать, что с ним происходит, и он даже не замечает, что мы здесь. Он достиг нирваны и теперь созерцает собственный отливной аппарат.
27
О, сокровище на лотосе (санскр.).
Еще не все потеряно
Освещение внутри металлического куба было неприятного зеленоватого оттенка, и от этого мертвенно-белая кожа существа, сидевшего за пультом управления, казалась светло-зеленой.
Единственный многофасетчатый глаз посредине лба неотрывно следил за полудюжиной циферблатов с тех пор, как корабль стартовал с Ксандора. Галактической расе, к которой принадлежал Кар-388-игрек, сон не был знаком. Жалость тоже. Достаточно было взглянуть на резкие, жесткие черты пониже единственного глаза…