Арена любви
Шрифт:
— Джина сказала, что ты плохо себя чувствуешь, — сказал он, не сводя взгляда с ее вырисовывавшегося под простыней тела.
В своем черном костюме он очень походил на аристократа в музее. Ему было нужно ее участие. И ей захотелось отвести от него печаль и самой успокоить в его объятиях разошедшиеся нервы.
— У меня болит голова.
Уж кто-кто, а Нино знал, что такое головная боль. Стоило ему приехать на виллу, и его мигрени усиливались. Ночные кошмары тоже.
— Что-нибудь принести?
— Нет. Спасибо.
Еще несколько мгновений,
— Ты хочешь уехать? Несмотря на наш утренний разговор? — спрашивал он, наконец-то осмелясь погладить ей спину, бедра…
Хотя в день похорон полагается быть хмурой и печальной, Вера мгновенно вспыхнула и словно хор сирен запел у нее в крови. Боясь выдать себя, она едва заметно кивнула.
— Останься, — попросил он. — Если не ради Джулио, то ради меня. Честное слово, я все время буду тут… По крайней мере, сколько смогу.
Опять он поманил ее, и опять ей не удастся сбежать. Прежде она такой не была, но с тех пор как увидела портрет и у нее начались галлюцинации, Вера стала фаталисткой. Она знала, что будет танцевать предназначенную ей партию в их до боли знакомом па-де-де столько, сколько потребуется.
— Хорошо.
С облегчением вздохнув, он покрепче прижал ее к себе.
— Несмотря ни на что, завтра мне придется лететь в Рим, — с сожалением проговорил Нино. — Я вернусь в среду. Наверное, это звучит нехорошо, но мне необходимо забыть о моем горе… сбежать из этой атмосферы утраты. Послушай, почему бы тебе не оставить Джулио на маму и не поехать со мной в Турин? Если хочешь, мы можем осмотреть ткацкие мастерские. Ты установишь контакты, и они, возможно, пригодятся тебе в будущем.
Несмотря на то, что Вере самой хотелось познакомиться с итальянским производством, она восприняла это предложение как форму взятки. Что еще он мог придумать, чтобы увезти ее с виллы Воглиа? Ехать с ним опасно, особенно если ты уже наполовину сдалась… А что потом? Может быть, и ничего, но уж коли ты решила уехать, то, верно, пройдут годы, прежде чем вы встретитесь вновь.
Виола вряд ли будет возражать. Вере нравилась ее молчаливая, спокойная свекровь, которая уже давно успела оплакать своего мужа. Наверное, она даже обрадуется, заполучив внука в свое полное распоряжение.
— Мне бы хотелось посмотреть на работу итальянских ткачей, как они выбирают рисунки и накладывают краску, — ответила она. — Как только выберу момент, сразу попрошу твою маму приглядеть за Джулио.
Нино поцеловал ее в губы и ушел, и Вера на какое-то время забыла о своих сомнениях.
К тому времени как она проснулась, многие гости уже разъехались и Вера легко отыскала свекровь.
— Наверное, нехорошо так говорить в день похорон мужа, — с хитрой улыбкой призналась Виола, — но мы с Джулио замечательно проведем время. Ты же понимаешь, Вера, какое утешение для нас твой
Только не для Сильваны, мысленно отметила Вера. И не для ее покорного мужа. Поблагодарив Виолу и по родственному обняв ее, Вера бросилась к телефону в кабинете Нино. Если учесть шестичасовую разницу между Турином и Чикаго, Габриелл должна быть на работе. Вряд ли ей понравится то, что Вера собиралась ей сообщить. Чем дольше я в Италии, тем это опаснее.
Габриелл на удивление спокойно восприняла сообщение Веры. Предвидя ее задержку, она наняла студентку из Института искусств, чтобы та подчистила Верины зарисовки, сделанные ею перед отъездом. Работа продолжалась. Предусмотрительность Габриелл вызвала у Веры поток виноватых слов.
— Я буду не позже двадцатого, что бы ни случилось, — пообещала Вера. — Короче говоря, сразу после вскрытия завещания еду домой. Мне ужасно стыдно, что я навалила на тебя столько работы. И все же я не могу не согласиться с Нино… мне надо защитить интересы Джулио.
На другое утро Сильвана явилась к завтраку мрачная, с поджатыми губами, но, несмотря на отсутствие Марии, все же не позволила себе ни единого выпада. Только когда Джина сообщила Вере о звонке из авиакомпании, подтверждающем дату вылета, она потеряла над собой контроль.
— Как интересно! — воскликнула она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Она, видите ли, улетает, заполучив то, за чем явилась… А ведь ей и надо был только лакомый кусок из наследства Пьетро. Воспользовалась болезнью отца, обещала остаться со своим сыночком в Италии… А теперь что? Теперь его нет. Он не может удержать ее. Ничего, мы с Винсенто так это не оставим…
Вера вспыхнула. Еще не хватало, чтобы Сильвана подслушивала ее телефонные разговоры.
— Я никому и ничего не обещала! И твой отец никогда не просил меня остаться в Италии! — возмутилась она. — Как ты смеешь со мной так разговаривать? Я ничего не вымогала у Лоренцо! Я приехала, чтобы залечить семейные раны, и драгоценные денежки Манчини тут ни при чем! У меня своя жизнь и своя работа… ты ведь не знаешь, что это такое!
Вера бросила салфетку на стол и выбежала вон из комнаты. Ей хотелось немедленно позвонить в авиакомпанию и переоформить билет на ближайший рейс, но Нино удержал ее от этого, сказав, что не стоит играть во вред себе и на благо сестры.
— Джулио имеет законное право быть включенным в завещание своего дедушки, — твердил он. — Разве он не сын Слая? Кроме того, ты нужна мне. Я не хочу, чтобы ты улетела прежде, чем мы проведем немного времени вместе.
Сильвана уехала в Турин за несколько минут до того, как Нино отправился в аэропорт. Безразличная к скандалам по поводу завещания отца (и ко всему остальному, что происходило на вилле Воглиа), Лючия спустилась к завтраку, когда все уже разошлись, и в одиночестве выпила чашку черного кофе. Примерно через час, коротко попрощавшись со всеми, она села в свой седан (такой же, как у Сильваны) и отправилась в Сан-Ремо.