Арфист драконов
Шрифт:
— Ты спасешь ее? — спросил Бемин, смотря вниз на дочь, а потом опять на Киндана. Жесткий свет загорелся в его глазах. — Обещаешь мне, что спасешь ее?
— Я сделаю все, что смогу, — сказал Киндан.
— Нет, — заплакал Бемин, — Мне нужно, чтобы ты пообещал мне, что спасешь ее.
Киндан долго вглядывался в высокого мужчину. Это был мужчина, который сказал, что Киндан опорочил его честь, что слово Киндана не имеет для него ценности. И тут, сейчас, в это мгновение, Лорд-владетель Форт-холда просит пообещать невозможное.
— Я спасу ее, мой лорд, — пообещал Киндан. — Или умру, пытаясь.
— Ты не посмеешь умереть! — отчаянно зарыдала Кориана. — Ты не посмеешь умереть!
— Я спасу ее, — повторил Киндан.
Медленно, волочащейся походкой, Лорд-владетель Форт-холда последовал за юным арфистом вниз в Большой Зал.
Чем они занимались на следующий день, Киндан не мог даже вспомнить. Только сила воли заставляла его двигаться; он спал только когда сваливался, ел только тогда, когда вспоминал об этом, пил только тогда, когда горло начинало жечь. Маленькой Фионе стало хуже ночью и Киндан был подле нее при наименьшем ее хныканье. Он держал ковш и одежду и мягко обводил холодной водой ее лоб, имея запрет Мастера Килти касаться ее тела.
— Прикоснись к ней и ты сам получишь ее жар, — хрипло предостерег его Килти.
— Я уже прикасался к ней, — ответил Киндан.
— И возможно ты подхватил это, а может и нет, — отрезал Килти. — Сделай еще одну попытку и точно получишь это.
Что-то в голосе целителя насторожило Киндана, но он слишком устал, чтобы обдумать это. По настоянию Киндана, они освободили соседнюю к Фионе кровать и Бемин, Кориана, Ваксорам, Килти и остальные дремали на ней, сменяясь каждые полчаса, час или более.
Ночь сменилась днем. Киндан принес светильники к ряду в прачечной, взял свежие и понес обратно. Он еще раз подумал о храброй маленькой девочке, которая возилась с кипятящейся ванной и посмотрел на ее кровать, когда вернулся в Большой Зал. Она была пуста.
— Она некоторое время назад умерла, — это было все, что сказал Ваксорам, когда Киндан спросил его.
Киндан покачал печально головой и был подавлен осознанием того, что не мог почувствовать глубокие эмоции — его слезы давным-давно иссякли. Он вернулся на кухню выпарить отвар феллиса и поставил его остужаться, вместе с этим перенося загрязненные простыни. Он собирался возвращаться, когда Волла приблизился к нему, взволнованно чирикая.
— Что случилось? — спросил Киндан, удивленный, насколько маленький Файр поднимает его дух. Волла опять чирикнул и самодовольно склонил голову, потом показал на свою упряжь с помощью передних конечностей. Там было сообщение: Паста настроения готова. Сброшена во двор.
Готова? Паста настроения? Размышлял Киндан: О! Они придумали, как сделать пасту из камня настроения! Киндан побежал через Большой Зал наружу, игнорируя плач других, и прошел через передние двери, выглядывая какой-нибудь знак поставки, все время волнуясь, что всадники могли войти в контакт с инфицированными. Темная тень пробежала над ним и он взглянул вверх вовремя, чтобы увидеть как наверху реет бронзовый дракон. Он помахал и всадник помахал в ответ — это был М’тал, Киндан был уверен. М’тал сбросил что-то с шеи Гаминт’а и Киндан застыл в страхе, что объект разобьется при падении, когда ударится о каменные плиты двора. Вместо этого, часть ткани раскрылась и замедлила падение объекта. Киндан поискал название, и вспомнил, что читал об этом долгое время назад — парашют. Как просто, как изящно. Кусок материи был привязан четырьмя углами к свертку. Сверток опустился во двор и Киндан кинулся взять его. Пакет был больше двух его кулаков. Когда он отвязывал парашют, его посетила мысль, что форма была очень существенна, но он проигнорировал ее, его внимание было приковано к свертку. Внутри был набор бутылей, все были тщательно упакованы. Ни одна не разбилась. Он встал и помахал М’талу, который все еще был сверху. Всадник дракона помахал в ответ и подскочив вверх, исчез в промежутке, возвращаясь в Бенден-Вейр. Запоздало Киндан задумался,
Киндан продолжал двигаться, намазывая все лбы, пока не опустела первая бутыль.
— Что ты накладываешь, мальчик? — проквакал Килти, когда Киндан проходил мимо целителя.
— Пасту настроения, — ответил Киндан. — Приложив ее ко лбу, вы будете знать, у кого лихорадка. — Он наложил на лоб пациента Килти немного и отступил назад. Паста изменила цвет с зеленого на синий и дух Киндана упал. — Я думаю, этот мертв.
Килти обернулся к пациенту, поискал признаков жизни, ничего не обнаружил и отступил с глубоким вздохом. Старый целитель надолго закрыл глаза, охваченный печалью. Когда он снова открыл глаза, он сказал Киндану. — Тогда что означают цвета?
— Зеленый означает здоровье, — сказал ему Киндан. — Красный — жар, желтый — лихорадку, синий…
— Смерть, — закончил Килти. Он взял рукой одну из бутылей. — Я закончу этот ряд, а ты возьмись за следующий.
Следующей Киндан проверил Фиону: Паста настроения стала безобразно желтой.
— Дай мне проверить тебя, — сказала Кориана. Она опустила палец в пасту и приложила его к Киндану, который взамен положил пасты на ее лоб. Но он знал, даже не касаясь ее, какого цвета станет паста: ярко-красного, переходящего в оранжевый.
— Я буду в порядке, — заявила Кориана, когда уловила изменившееся выражение Киндана. — Я выпью немного сока феллиса.
— Это не поможет, — сказал ей Киндан. — Это только позволит тебе лучше себя почувствовать.
— Я буду в порядке, — твердо повторила Кориана. Она показала на больных людей в их кроватях. — Должна быть, для них.
— Твоя мать… — озабоченно начал Киндан.
— Она никогда не отличалась выносливостью, — уверила его Кориана. — У нее было слабое сложение и она всегда чувствовала слабость после рождения Фионы. — Она мягко прикоснулась к его предплечью и застенчиво улыбнулась. — Не переживай за меня, Киндан, я поправлюсь.
— Мне нужна тут помощь, — позвал Ваксорам. Киндан кинулся вперед и вскоре потерялся в бесконечном поле лихорадочных лиц, измученных тел и холода смерти.
Дни проходили в тумане, один за другим. Киндан уже не мог себе представить, как это — просыпаться восстановившимся, не имея постоянной вынужденной усталости и жжения под глазами, не видя ни одной улыбки. Однако медленно он начал замечать какие-то образы, какой-то шум, похожий на музыку тел, во всех их страданиях. Он не мог сказать, когда он это заметил и у него заняло много времени, чтобы определить это чувство, но что-то ворочалось в нем.
Его понимание очистилось, когда он кисло спросил о старших сыновьях Бемина. — Где они? Почему они не помогают? — спросил Киндан Кориану, после того как они с Ваксорамом трудились перетаскивая особенно большое тело холдера из Большого Зала.
— Наверху, — убитым голосом сказала Кориана. — Они умерли перед Мамой.
— Они оба? — удивленно спросил Киндан.
Кориана кивнула, повернулась к своей младшей сестре и мягко смочила водой ее лоб. Паста все еще была ярко-желтой. Киндан потерял последнюю надежду на счет Фионы день назад. Где-то около Большого Зала был Бемин, проверяя одного из многих больных лихорадкой. Баннор и Семин были главными из молодежи, одними из наиболее здоровых мужчин в Холде, и они стали первыми жертвами этой пошести. Почему?