Аргентина: Кейдж
Шрифт:
— Лекс! Просто Лекс, госпожа государственный советник третьего класса. Мы оба с вами отчислены со службы. Я давно в отставке, прирабатываю частным консультантом по разным вопросам и надеюсь быть полезным вам. Обычным клиентам говорю, что расчет — по средам...
— ...А чек желательно выписать на один из швейцарских банков, — улыбнулась Мухоловка. — Но сейчас это уже неактуально.
Просто Лекс кивнул.
— Поэтому с вами рассчитаемся после победы. Рекомендации нужны?
Сестра-Смерть наклонилась, поймав взглядом взгляд.
— У
Консультант потер плечо.
— Отчасти... Вы в сложном положении, госпожа Фогель. Национальный Комитет пока даже не бумажный тигр, если пользоваться китайской идиомой, он — просто бумажка. А ваша личная армия не слишком велика. Каучуковым мячиком Гитлера, увы, не сразишь. Сейчас руководство «Ковбоев» навязывает вам Кинтанилью. Тот еще подарок... Но даже не это главное. Прежде чем вступать в битву, хорошо бы понять, кто с кем воюет.
Взяв рюмку со стола, откинулся на спинку кресла и улыбнулся, еле заметно, кончиками губ.
— Давайте все-таки проясним — и успокоимся.
Анна прикоснулась к холодной глине.
— Сейчас... Но все-таки — кто с кем?
— Война идет на трех уровнях, госпожа Фогель. Европа — самый нижний и наиболее понятный. Театр марионеток: злодеи, герои и простаки. Но веревочки тянутся наверх... Nunc est bibendum![85]
Мудрость была горька.
Растерялась, потому и ответила не сразу.
— Н-нет, не ушиблась. Вы очень вовремя.
Лететь трости из окна! Анна спешила, пробираясь через вечный водоворот «Гранд-отеля» и думая о вещах важных: чем закончить «demonico», где пошить костюмы, каким освещению быть. Предательница-трость, учуяв слабину, прыгнула под ноги. Упасть не дали, чьи-то крепкие руки успели подхватить.
— Спасибо, officer!
Обратилась, как уже привыкла, чем очень смутила молодого симпатичного ажана.
— Что вы, мадемуазель, до офицера еще очень далеко. Вас проводить?
Мухоловка, наконец-то став на ноги, чуть не расколотила трость о каменный мозаичный пол. Сдержалась, кивнув на близкие стеклянные двери.
— Все в порядке, меня встретят. А вам еще раз...
— Репетируете?
Анна пришла в себя быстро — секунды за две. «Гранд-отель» — целый мир, а мир, как известно, тесен.
— Можете попробовать еще раз, мне понравилось.
...Бежевое платье haute couture, огонь бриллиантов на высокой шее, прическа под Бэт Дэвис, изящная сумочка, тяжелый перстень-саркофаг... Снежная Королева была поистине неотразима. Ну как такой не ответить? Мухоловка вдохнула поглубже — и вдруг поняла: не ей сказано. Ажан побледнел, вытянулся в струнку. Сглотнул...
— Ильза... Простите, мадам Веспер. Случайно вышло, честное слово!..
Ледяной взгляд заставил беднягу умолкнуть, приморозив к полу. Анна же, осознав и оценив, поспешила
— У нас уже почти все готово, мадам Веспер. Я как раз прикидывала, где лучше поставить софиты. Вам обязательно пришлю контрамарку.
Поглядела на растерянного ажана и не удержалась:
— Две!
Королева осталась Королевой. Удостоив кивка, повернулась к парню.
— Ну, что молчишь? Поблагодари актрису... Марек!
И улыбнулась сквозь снег.
5
...Небо заштриховали черным карандашом, очень тщательно, не оставив ни одного пробела. Лишь слева, над неровной волнистой линией горизонта — ровный круг, не от руки, трафаретом. Там тоже нет белого, но цвет не черный — темно-красный. Вот и домик, четыре черточки — стены, еще две — крыша. Вместо трубы — ручки, ножки, огуречик — смешная фигурка в большой рогатой каске. Хакен-кройц на груди, точечки-пуговки на сером мундире и очень тщательно изображенный карабин за квадратными плечами. В стене окошко — неровный прямоугольник, перечеркнутый крест-накрест. Решеточка... А поверх всего — неба, красной луны, домика с решеткой — детская ладошка, обведенная зеленым карандашом.
— Не надо рисовать такое, Одуванчик. Ты еще не умеешь, ты маленькая. Вырасти!
— Я не хочу расти без тебя, tata. Я маленькая, но моя рука с тобой. Хочешь, нарисую мельницу, такую, как ты рассказывал? И скажу слова из книжки? Или нарисую так?
Стена и окошко исчезли, превратившись в дверь, четыре наскоро соединенные линии. В ней тоже окно, но очень маленькое, как и решетка под верхним срезом. Поверх двери — большой амбарный замок с кружком-прорезью для ключа. Стальная дужка смотрит вверх. Отперто, выходи!
— Нет. И не снись мне больше, Катарина. Это очень опасно. Я обязательно вернусь, маленькая. Ne bojte se od mene!
Спящий перевернул рисунок, превратив его в ровный бетонный пол. По краям альбомного листа беззвучно вознеслись вверх стены, но уже настоящие, тяжелого красного кирпича. По красному — грязно-белое, пахнущая сыростью известка. Он сам на полу, в мятой рубашке и брюках, сложенный пиджак под головой. Потолка нет, вместо него черное беззвездное небо и красная луна, не кружком, буквой «С». Сверху посмотришь — отверстый каменный склеп.
— Готов дать подробные и исчерпывающие показания, — сказал он следователю, но тот лишь ухмыльнулся:
— Следствие уже закончено, герр Пейпер. В связи с этим я вас и пригласил. Распишитесь!
Тот, кто спал на бетонном полу камеры-склепа, стер ластиком чужое лицо. Ничего подписывать он не стал, потому и оказался в карцере. Не страшно! Пусть они его боятся. Главное, не убили сразу, при аресте. Могли! Агроном — личность нежная, со слабыми нервами, такой и назад повернет с полпути. Приказать бы не решился, намекнуть же — вполне. Кто помешал? Ингрид! Ее бы тоже не пощадили, но двумя трупами непременно заинтересовалась бы городская прокуратура. Рейхсфюрер пока еще не всевластен, Берлин — не его крепость.