Аргентина. Кейдж
Шрифт:
Кейдж ничего не понял, но твердо обещал.
До коляски удалось добраться без всяких помех, даже боль в правой руке съежилась в маленькую пульсирующую точку у локтя. Крис успел пожалеть о почившем мотоцикле. Сейчас бы посидеть часок на травке – и дальше с ветерком.
– Особо не бодрись, – предостерег Жан-Пьер. – Насмотрелся я аварий, да и сам два года назад навернулся. Нос какой красивый, заметил? О! Что там у нас?
Прислушался к тому, что гремело и урчало за поворотом, – и довольно кивнул.
– Старик Бюссо на своем тракторе. У него прицеп, вот
Крис решил не спорить. Так тому и быть! Заодно узнает, куда его занесло.
…Авалан почти что город. Кружок на карте, рассеченной стрелами дорог.
Мрачным баритоном воззвала пластинка. Не тут-то было! Лектор, юркий толстячок во фраке, поспешил махнуть пухлой ладонью. Патефон внял и умолк.
– Н-ньет, дамы господа! Nem! Ульибка! У-льиб-ка!.. Раз! K'et! Три!..
Харальд Пейпер и не хотел, а вздрогнул. Улыбка оказалась нарисованной – прямо посреди большой марлевой маски. С непривычки смотрелось жутковато. Гауптштурмфюрер рассудил, что именно так выглядят раненные в челюсть после первой перевязки [35] .
– Мы остановим смьерть! Ульибка! Smile! Ульибка, дамы и господа! Нашье общество, дамы и господа, уже основало фильиалы в семьи… Нет, уже в восьмьи городах мьира. Нам пишут тысьячи людьей на всьех языках!
35
Желающие могут взглянуть на фотографии.
Двое помощников между тем беглым шагом двинулись среди рядов, раздавая такие же точно марлевые намордники с приклеенным бумажным оскалом в три краски. Кто-то решился надеть, рассмеялся нервно…
– У-льиб-ка!..
Афишу с объявлением о лекции «профессора из Будапешта Ене» Харальд приметил, гуляя по Унтер-ден-Линден. На первый взгляд, ничего особенного: общество «Сила через радость», отдел культуры, в помещении Немецкого дома оперы, что в Шарлоттенбурге… А вот название царапнуло: «Улыбка против смерти».
Постояв у афиши и выкурив сигарету, сын колдуна рассудил, что после Олимпиады ничего интересного в Берлине не случилось. «Улыбка против смерти», да еще в исполнении будапештского профессора, неизбежно заинтересует многих. Будет ли пресса? Без сомнения, причем первыми пожалуют венгры, дабы поддержать земляка. А поскольку журналисты – народ дружный, значит, придут и другие.
Малый зал Немецкого дома оказался почти полон. Репортеров, устроившихся в первом ряду, Харальд насчитал с полдюжины. Четверо – точно иностранцы, причем двое говорят по-английски.
Отлично!
Сама лекция, несмотря на весь пафос «профессора из Будапешта», напомнила
Марлевая повязка – против «Мрачного воскресенья». Держись, мировой кагал!
Харальд представил себе толпу на вечернем бульваре. Все в масках, все с приклеенными улыбками… Сам в гроб ляжешь!
Бедное сердце не бьется в груди моей,Веки, как свечи, ждут ласки руки твоей,В мертвых глазах ты прочтешь утешение…Песня Харальду очень нравилась. Но радостный идиот с его марлевыми повязками мог оказаться очень полезен. То есть не он сам…
– Одну минутку, дамы и господа!
Репортеры задержались ненадолго, всего на четверть часа. Кажется, особых вопросов к профессору Ене у них не нашлось. Харальд встретил всю компанию на улице, прямо у тяжелых дубовых дверей.
– Не желаете ли маленькую сенсацию?
По-английски, чтобы прохожих не смущать. Пока сообразят, пока словарь достанут…
– Меня зовут Марек Шадов. Я могу вам рассказать, кто и как убил рейхсминистра Геббельса.
Скользнул взглядом по растерянным лицам. Еще не поняли, а поняли – не поверили.
– Какое оружие? – негромко спросил тот, кто был старше прочих. Американец? Наверняка!
– Контрольный вопрос? Рейхсминистр был убит из пистолета Борхардт-Люгер 1914 года, карабинная модель. Приклад, диск на 32 патрона, оптический прицел, разрывные пули – австрийские, компании «Альдер». Убит первыми тремя пулями – точно в голову. Стрельба велась из окна третьего этажа Северного корпуса отеля «Des Alpes» – очередями, по три-четыре патрона.
– Оh! – выдохнул американец.
Сын колдуна широко, по-голливудски, улыбнулся. Нам, профессор, ваши повязки ни к чему!
– Откуда мне это известно, дамы и господа? Да потому что я сам и стрелял, да-да, я лично, Марек Шадов. Ну что, поговорим?
Гауптштурмфюрер СС Харальд Пейпер прекрасно знал, чего боятся правители Рейха. Не войны, не блокады, не разрушенных чужими бомбами городов. Им страшно лишь за собственную жизнь, единственную и драгоценную. Потому и подполье бессильно. Листовками не пробить дубленые партийные шкуры.
Террор! Вот самый страшный из призраков, способный вогнать в ледяной пот любого храбреца в черном мундире. Если уж Геббельса не уберегли, что говорить о рядовом крайсляйтере из маленького городка? Ночью, в подъезде, в авто, в собственной квартире…