Аргонавты Вселенной (с иллюстрациями)
Шрифт:
Значит, зоркие глаза Ван Луна успели за это мгновение рассмотреть там, под облаками, что-то определенное! А перед Галей только будто мелькнуло — и тотчас исчезло…
— Приходится признать, что Тихов был прав, — проговорил Николай Петрович.
Тихов?.. Конечно, Галя помнила это имя. Тихов, известный советский астроном, положивший начало новой науке — астроботанике — еще в сороковых годах нашего столетия (так рассказывала Гале мама), высказал мысль о том, что окраска растительности на Венере должна отличаться от земной. В результате жаркого климата, утверждал Тихов, растения Венеры должны отражать оранжевые и красные лучи
— Думаю так же, Тихов не ошибся, — сказал Ван Лун.
— Но нам это сейчас ни к чему, — хмуро отозвался Рындин. — Красное, оранжевое или зеленое, милый Ван… Садиться все равно некуда! — И, махнув рукой, он снова решительно взялся за свои вычисления.
Так проходили часы. Когда Галя несмело напомнила Рындину об обеде, он только коротко, но выразительно буркнул:
— Не до того!
О каком обеде можно было сейчас думать? Астроплан приближался к цели сложного и трудного перелета. Пройден весь долгий и опасный путь в межпланетном пространстве. Вот она, Венера, до нее рукой подать! Остается лишь посадка. А как ее сделать? Куда?..
Подчиняясь тяготению. Венеры, астроплан плавно прошел второй эллипс. Приближалось третье торможение. А дальше?.. Рындин чувствовал, что мысли и надежды его спутников обращены к нему: именно он, руководитель экспедиции, должен принимать решения, которые устранят опасность. Но решение можно было принять только одно…
— Третье торможение, — глухо произнес Ван Лун, смотря вместе с Галей на экран перископа.
В считанные секунды астроплан промелькнул над скучившимися плотными облаками и вновь начал отдаляться от них. Термометр показывал, что оболочка корпуса разогрелась теперь значительно меньше, чем при первых двух торможениях. Это также свидетельствовало о большом замедлении скорости межпланетного корабля.
Галя заметила, что после третьего пролета над облаками астроплан хотя и отдалялся от них, но очень ненамного. Ей казалось, что корабль описывает уже не эллипс, а ровный круг. Но это был еще эллипс, заметно укороченный, приближающийся к кругу, но все-таки эллипс…
Академик Рындин отметил:
— До четвертого торможения остается два часа пятьдесят, четыре минуты. А тогда…
Что тогда? Неужели снижение, посадка? Куда?.. Галя Рыжко чувствовала, что у нее слипаются глаза. Нервное напряжение перешло в резкое утомление — и не только у нее. Движения Сокола и Ван Луна тоже стали вялыми, замедленными. Галя заметила, что стоило ей взглянуть на серое бесконечное море облаков, заполнявшее собой экран перископа, как ее неодолимо охватывает сонливость. Усилием воли она отгоняла дремоту, сконфуженно поглядывая на Рындина: только на нем одном не была заметна усталость, его движения были такими же энергичными и решительными, как и раньше. Спать хотелось все сильнее и сильнее, глаза закрывались сами, и наконец голова ее тяжело упала на руки. Мелькнула тревожная мысль: нельзя спать, нельзя!.. И как будто в ту же минуту Галя снова подняла голову, осмотрелась, словно кто-то толкнул ее в бок.
На экране перископа виднелось все то же море облаков, серое, унылое. Но почему так озабочено лицо Ван Луна? Почему Вадим Сергеевич нервно пощипывает свои коротенькие усики? Что случилось? И в каюте жарко, даже ладони стали влажными…
— Вадим Сергеевич, что происходит? — растерянно спросила Галя.
— Закончилось четвертое
— Снижаемся? Куда?
Вместо ответа Сокол лишь пожал плечами. Что он мог ответить, если под астропланом была все та же густая пелена туч?.. Галя только сейчас поняла, что все это время, пока астроплан мчался по последнему эллипсу, она спала. Девушка виновато поглядела на товарищей. И в ту же минуту она услышала голос Рындина.
— По гамакам, товарищи! — громко приказал он. — Немедленно!
Через минуту-полторы прозвучал голос Сокола:
— Есть, Николай Петрович!
Рынднн прерывисто вздохнул. Он понимал всю опасность положения, в котором находился астроплан.
Дальнейшее снижение скорости на круговом полете было слишком рискованным. Корабль в любую минуту мог потерять несколько сот метров высоты и зарыться в облака. Если на его пути окажется высокая гора, то… После четвертого торможения астроплан летел со скоростью семи с половиной километров в секунду. Это большое снижение скорости, но…
Цифры говорили сами за себя. Самолет на Земле садится с совсем незначительной скоростью. И то посадка считается самым опасным моментом полета.
Астроплан летит со скоростью двадцати семи тысяч километров в час, летит в двести раз быстрее приземляющегося самолета. Последний эллипс вокруг Венеры он пролетел за час тридцать шесть минут.
Надо резко, всеми способами, уменьшать скорость! Панорамный радиолокатор не поможет выбрать место посадки. Значит, необходимо увидеть это место своими глазами. Другого выхода нет.
Академик Рындин решительно передвинул рычаг на боковой стенке пульта управления. В центральной каюте прозвучал пронзительный, тревожный звонок: внимание!
И почти в то же мгновение тело Рындина резко рванулось вперед. Его удержали только широкие предохранительные ремни кресла. Они врезались в тело до боли.
Боковые двигатели на крыльях астроплана повернулись на сто восемьдесят градусов, соплами вперед, и из них вырвались раскаленные газы. Взрывы горючего в этих двигателях толкали астроплан назад, тормозили его движение. Астроплан рвануло назад, скорость стремительно упала.
Николай Петрович перевел боковой рычаг еще дальше. Снова тревожный звонок — и снова резкий толчок. Боковые двигатели сделали еще несколько тормозящих взрывов. Стрелка указателя скорости быстро падала. Только что было шесть километров в секунду, вот уже пять… четыре… три… Межпланетный корабль шел уже над самыми тучами.
Побледневший Сокол молчал. Лицо Ван Луна было почти вызывающе невозмутимым. Галя Рыжко чувствовала, как стучит ее сердце, и ее похолодевшие пальцы невольно хватались за края гамака всякий раз, как астроплан дергало назад.
Мозг Рындина работал, как точный механизм, почти автоматически. Академик не сводил глаз с указателя скорости — это сейчас самое главное. Три километра в секунду… два километра… один километр! Надо меньше, гораздо меньше. Он энергично потянул на себя руль высоты, приводивший в движение закрылки на горизонтальных стабилизаторах.
Описывая плавную кривую, астроплан начал взбираться вверх. Он двигался сейчас только по инерции, которую быстро гасило притяжение Венеры. Все медленнее и медленнее движение астроплана вверх… еще секунда, две, три — и скорость погасла. На какое-то мгновение астроплан застыл в воздухе, а затем начал падать по вертикали назад, хвостовой частью вниз.