Аргонавты
Шрифт:
Ну, погоди!
– пыхтел парень, взбираясь по гладкому стволу.- Долезу, все уши пообрываю!
Но, когда он взобрался, ни младшего брата, ни кого бы то ни было на дереве не оказалось.
Это боги решили подшутить надо мной!
– испугался парень, твердо решив выполнить много раз даваемое возлюбленной обещание и, наконец, жениться.
Эхо, незримая, проводила парочку хмурым взглядом. Потом чуть слышно вздохнула:
Вот и этим я только навредила! Бедный мой язык!
А тем временем Нефела, достигнув долины, с удивлением и восторгом дивилась на окружающий мир. Буйство красок, дивные ароматы - все приводило ее в восторг, наполняя
Нефела проследовала дальше. Дорожка среди толстенных вязов прихотливо извивалась по саду. Нимфа, чуть касаясь ступнями белых камешков, что ровным слоем покрывали тропу, по спирали приближалась к дворцу, в полной уверенности, что там, в этом удивительном строении ее обязательно ждет что-то еще более волнующее.
Кому из нас не ведомы эти странные, словно дуновение ветра, порывы, когда разум отказывается поддерживать смутные чаяния и мечты, которые, однако, вопреки логике, все же сбываются.
Нефела не замечала, да и не могла, очарованная дивным миром, о котором доселе знала лишь по поспешным рассказам подруги, заметить, что следом, колыхая густую траву, за ней следуют две тени. Двое прислужников еще в первый шаг Нефелы узнали о присутствии посторонней в царском саду - в этом-то и заключалась их нехитрая служба. Будь на месте Нефелы кто другой - огромные псы, натренированные на охоту за человеком, уже рвали бы нежное девичье тело - сад царя Афаманта окрестные жители обходили издалека. Но зрелище столь невиданное - обнаженная красавица, вовсе не смущающаяся своей наготы - двое остались следить за дивом, а самый быстрый, обходя шуршащий кустарник, бросился с докладом к царю.
Царь Афамант, юный наследник несметных сокровищ, возлежал на пышном ложе после обильных возлияний, когда, без доклада, в залу влетел один из многочисленных прислужников. Царь закрыл глаза: в последнее время особой забавой для себя он считал должным вспомнить, где и когда он в последний раз видел того или иного человека. Хоть убей, вспомнить это худое тело с проступающими ребрами и ярко красную повязку на бедрах, единственное украшение вновь явившегося, Афамант не сумел. Уже это вызвало его неприязнь к тому, что собирается выложить слуга, распростертый на плитах в ожидании, когда ему будет дозволено говорить.
Клянусь Зевсом!
– открыл Афамант глаза.- Ты что такое? И чего тебе тут надо?
Прислужник чуть приподнял голову, по-прежнему прилипнув животом к холодным плитам.
О, ослепительный!
– начал он, стараясь
Так, что скажешь, раб?
– прищурился Афамант, забавляясь: страх, хитрость и желание выделиться столь ясно читались на лице прислужника, что царь читал, как при ярком свете, все, что делалось в душе несчастного.
О, господин! О, пресветлый царь!
– по новой начал прислужник речь, которую уже несколько раз успел проговорить про себя, пока бежал к дворцу.
Афамант нахмурился:
Это я уже слышал! Дальше-то что?
Мы, твои верные рабы, то есть я...- начал слуга, но был остановлен.
Неужели, несчастный, ты думаешь, что я живу на свете лишь для того, чтобы выслушивать мерзкие имена: твое и всех мне принадлежащих рабов?
Слуга снова ввалился в пол, и, не поднимая головы, прошептал:
Ты не так понял меня, Несущий свет!
Афамант откровенно забавлялся.
Что ж? Ты хочешь сказать, я так глуп, что не в силах понять собственного раба? Однако и самомнение у тех, кому боги при рождении наказали быть ниже стоп и презренней дорожной пыли! Или говори - или я велю зажарить тебя в кипящем масле и подать в собственном соку моим псам!
Да хранят тебя боги Олимпа!
– перепугался слуга не на шутку.- Я не хотел тебя рассердить, мой господин!
Афаманту эта комедия донельзя надоела. Вид грязного тела, от которого смердит, раздражал. Царь потянулся за ножом и лениво поиграл лезвием. Отблик металла мазнул по лицу раба: тот проклял ту минуту, когда ему в голову пришла дерзкая мысль говорить с царем. Но ужас близкой смерти придал ему сил, и заставил разомкнуть уста, словно скованные тягучим медом.
В твоем саду - богиня, господин!
– выкрикнул раб, протягивая умоляюще руки к примеряющемуся лезвию ножа в руке Афаманта.
Что?
– протянул царь, привстав.
Тут его мысли приняли другое направление. Вероятно, от жары, скудной пищи и тщеславных замыслов раб спятил, а сумасшедшие почти так же забавны, как шуты и уличные акробаты.
Афамант благосклонно махнул ножом:
Продолжай, продолжай!
Раб приободренный словами, а, главное, неудобным для броска положением царя, приободрился.
Я и еще двое, мы служим сторожами в твоем саду,- теперь речь раба потекла более плавно; ужас близкой гибели словно прорвал плотину.
Афамант делал вид, что внимательно внимает, однако нож не торопился прятать: иногда безумцы бывают агрессивны, а силой могут сравниться с медведем.
Так вот,- продолжал раб,- мы только-только проверили, цела ли ограда и не бродит ли поблизости какая-нибудь крестьянская живность...
Чтобы ее сцапать и тайком сожрать!
– подхватил Афамант. Слуга тут же превратился в кролика перед удавом.
Продолжай: это интересно!
– приказал царь.
И вот, иду я, значит, и - вдруг напрямик через кусты прется голая девица. Там терновник, шипы, что острые пики, а ей хоть бы что: идет напрямик, даже не охнув. Тут мы попадали в траву, думая посмотреть, что будет дальше!
И что ж было?
– заинтересованно приподнялся царь. Иногда, когда особенно много выпьешь, Афаманту порой тоже мерещились голые девицы.
Ничего,- беспомощно развел руками слуга,- она так и бродит по саду, словно дурочка. А ее ступни даже земли не касаются, так и плывет, так и плывет!