Архаические развлечения
Шрифт:
– Не так уж мы и бережем свои руки, – запротестовал Феликс Аравийский. Он кивнул в сторону Маттео, уже начавшего упражняться со щитом, делая обманные выпады и отступая. – Вон, полюбуйтесь на него, совсем готов. Подождите следующего Турнира Святого Кита, вы увидите, как он будет носиться по полю, набрасываясь на все, способное двигаться.
Маттео взглянул в их сторону, улыбаясь, как на отпускной фотографии.
Джон Эрне беззлобно хмыкнул и отвернулся от Маттео, принявшись разглядывать ремешок, которым была обмотана рукоять его меча.
– Ни на какой турнир он не выйдет, и вы это отлично знаете.
Фаррелл заметил, что зубы у него самых
– Музыкантам приходится постоянно упражняться, – сказал Джон Эрне. – Но я еще не встречал музыканта, который был бы собой доволен. Поэтому они никогда и ни в чем не идут с тобой до конца.
Фаррелл во все глаза смотрел на него, а инструктор продолжал:
– Что они умеют, так это учиться. Возьмите хоть вашего друга, ему достаточно лишь показать, как производится обманное нападение или как использовать щит в ближнем бою, и он усвоит урок быстрее всех в классе, потому что привык думать о технике. Но честно говоря, я предпочел бы, чтобы он вообще не лез в подобные дела. Он выучится и тому, и другому, и третьему и чем лучше у него будет получаться, тем сильнее я буду злиться на него, а почему – он так никогда и не поймет. Нет, правда, я предпочел бы, чтобы он в это не лез.
– Боже мой, – медленно произнес Фаррелл. В голову ему пришла Джулия, и он почувствовал, как у него по лицу расползается улыбка. Он сказал: – А мы с вами похожи.
На этот раз тускло-желтый взгляд остановился на нем в некоторой задумчивости.
– Да? Меня хватает только на то, чтобы серьезно относиться к чему-нибудь одному, если вы это имели в виду, – он грациозно пожал плечами, теребя двумя пальцами козлиную бородку. – Здесь за мной давно укрепилась репутация обладающего обширными познаниями чудака. Меня приглашают на занятия по истории, я показываю кое-что и рассказываю о жизни, построенной на уже не существующих принципах. Рассказываю о рыцарстве, чести, prouesse, [10] об игре по правилам и наблюдаю за тем, как у них вытягиваются лица.
10
геройство (фр.)
Фаррелл с испугом ощутил, как и у него при этих словах что-то стало сдвигаться в лице.
Хамид беспечно сказал:
– Конечно, слушая вас, они начинают нервничать, Джон. Это ведь Авиценна, люди здесь благосклонно относятся к теоретическому насилию, к каким-нибудь повстанцам в Парагвае, подрывающим никому не известных, но безусловно неприятных людей. Точно так же они любят и Средневековье, вынося, так сказать, за скобки все его неприятные стороны. А вы пугаете их, им начинает казаться, что это птеродактиль залетел к ним в аудиторию, хлопает крыльями, орет и гадит. Слишком уж вы настоящий.
Круглые глаза, казалось, сморгнули, не закрываясь, как глаза попугая.
– Динозавр. Вы и вправду так думаете? – Джон Эрне издал смешок – что-то заурчало в ноздрях, не более. – И все же это мое время.
Он наклонился и с силой похлопал Фаррелла по колену.
– Время оружия. Дело даже не в том, что у каждого есть пистолет, дело в том, что каждый хочет сам стать пистолетом. Людям хочется превратиться в пистолеты, в ножи, в пластиковые бомбы, в служебных собак. Время, когда что ни день открывается десять новых заведений, в которых преподают карате, когда школьников
Фаррелл наблюдал за лицом инструктора, все еще пытаясь определить, сколько же ему лет. Двигаясь или разговаривая, он выглядел совсем молодым, но улыбаясь, сильно старел.
– Бесчисленные разновидности искусства самозащиты, – продолжал Джон Эрне, – и каждый занимается им всего-навсего потому, что боится грабителей или полиции, или оттого, что это один из путей дзена. Но никакое новое оружие не может долго оставаться неиспользованным. Очень скоро улицы заполнят миллионы людей – заряженных, взведенных и с отчаянным нетерпением ожидающих, когда кто-нибудь нажмет на приделанный к ним курок. И кто-то непременно сделает это – достаточно будет одному человеку толкнуть другого или косо посмотреть на него, вот тогда все и начнется.
Он раскрыл ладонь и подул на нее, словно сдувая пушок одуванчика.
– Воздух наполнится таким количеством смертельных рефлекторных движений и старинных приемов обезоруживания противника, что все вокруг заволочет голубая дымка. И единственное, что будет слышно – это как граждане Соединенных Штатов, все до последнего, рубят друг друга ребрами ладоней по шеям.
– И к чему тогда все ваше рыцарство? – тихо спросил Фаррелл.
Маттео деи Серви и еще один ученик начали отрабатывать приемы владения мечом и щитом, кружа один вокруг другого странной ковыляющей поступью, такой же, как у инструктора. Ротанговые клинки они держали на уровне шлемов и, отводя их назад до почти горизонтального положения, молотили друг друга по венцам щитов в едва ли не фехтовальном ритме, продолжая между тем кружить и кружить. Джон Эрне наблюдал за ними, постукивая ногтями по своему щиту.
– Мертвая форма искусства, – сказал он, – подобно лютневой музыке. Такая же неестественная, как животное в опере или в балете, и все же никому, надевающему хотя бы картонные доспехи, не по силам обойти ее стороной – как вам не по силам обойти строной тот факт, что ваша музыка верует в Бога, в ад и в Короля. Мы с вами суть то, что принято называть свидетелями, мы собственными жизнями свидетельствуем о том, чего никогда не видели. И самое паршивое, что мы всего лишь хотели стать знатоками своего дела.
Он неожиданно обернулся и крикнул двум осторожно спарингующимся ученикам:
– Теперь оба разом!
На миг они замерли, затем удвоили темп. Каждый, нанося удар, успевал прикрыться щитом от удара противника. Джон Эрне сказал:
– В Лиге не наберется и дюжины бойцов, не прошедших через эту комнату. Я научил их владеть палашом, двуручным мечом, щитом и кинжалом, молотом, перначем, боевым бичом, алебардой и боевым топором. Сейчас некоторые из моих учеников уцелеют, даже если их забросить в Испанию визиготов или в гущу Крестовых походов.
– Если только не станут ничего пить, – сказал Фаррелл, а Ловита Берд почти мгновенно добавила:
– И если успеют прихватить кассетные плееры.
Инструктор смерил их взглядом, но промолчал. Противник Маттео нанес, целя ему в голову, размашистый секущий удар, но Маттео загородился щитом и, переступив, рубанул по ноге, открывшейся, когда щит качнулся, чтобы уравновесить широкий замах. Послышался такой звук, словно кто-то прыгнул с высоты на матрас. Получивший удар ученик крякнул и слегка согнулся.