Архантропы вселенной или Прикосновение к любви
Шрифт:
— Всех благ, Мишенька.
Михаил положил трубку на аппарат и задумался.
— Судя по всему, Веллер не знает, что Фомин убит, да и откуда. И вряд ли он мог проболтаться, что контрабанда пойдет именно через этот пограничный пункт. К тому же, пока договаривались по поводу продажи товара, пока согласовывали и утрясали цену, прошло почти полгода. И все же, почему пограничники вдруг заинтересовались товаром, который на вид был похож на какие-то железки от Запорожца? Да, непонятно все. И что теперь делать?
— О чем
— Думаю.
— Ах, думаешь. Это хорошо. И о чем, если не секрет?
— Ленина читала?
— Чего?
— Говорю, Ленина читала?
— Ты чего, с дуба рухнул. Какого еще Ленина?
— Того самого, кого который год все решают, то ли оставить, то ли выкинуть из Мавзолея, а на его место Горбачева положить.
— Так ведь Горбачев еще живой!
— Как раз, когда решат, он коньки и отбросит. И его, как основателя перестройки, вперед ногами в Мавзолей.
— Все хохмишь, Мишенька.
— А что делать остается. Сама давеча сказала, товара нет, машины тоже. И менты наверняка на меня фотки на всех заборах наклеили.
— А все знаешь, почему так?
— Почему?
— Потому что меня не слушал. Вспомни, что я говорила, когда вы с Толяном товар привезли? Я сказала, надо масенький кусочек за бугор отвезти и продать, и они сами бы приехали с баблом и всё забрали. А вы?
— А что мы?
— Забыл. Как же. Здесь продать, себе в убыток. Они рискуют, цену скинут, мы крутые, сами товар отвезем, лишнюю двадцатку заработаем. А что в итоге? Ни денег, ни товара. А все почему? — Жадность, Мишенька, простая жадность. Меня бы послушали, уже давно на Кипре косточки грели и мартини попивали.
— Не трави душу. Что сделано, то сделано. Лучше скажи, что делать?
— Что делать? Ты бы еще этого, как его, Чернышевского вспомнил, а то Ленин, Ленин. Между прочим, с мозгами мужик был. С таким отребьем революцию сделал. На все пошел, и немцам жопу лизал, чтобы бабки с них получить, и бандюканами типа Камо не брезговал, и всякую шушеру до поры до времени терпел, а потом к стенке ставил и правильно делал.
— Слушай, чего ты раскудахталась. Прямо Цицерон, в натуре. Я тебе про дело говорю, а ты мне про Ленина.
— Так ты сам о нем вспомнил. Бедолага, небось, вертится в аду, как шашлык на шампурах, а при жизни добился, чего хотел. Вот и я к тому, надо быть похитрее, да поумнее.
— И чего?
— Ничего, слушать меня надо.
Михаил вздохнул, потянулся и, обхватив крепкой рукой за Райкину шею, притянул к себе и крепко поцеловал.
— Лады, давай, советуй, чего делать-то мне?
— А ничего. Деньги у тебя есть?
— Положим.
— Да ты не хоронись, не хоронись. Я-то знаю, что ты человек бережливый. На баб, как Толян сотнями не швыряешь.
— Больно надо.
— Стало быть, поедешь в Сорокино…
— Куда?
— Молчи и слушай. Отправишься в деревню мою,
— Да ты че, да я там, в деревне со скуки сдохну, лучше уж на нарах.
— Нет проблем, на нарах, так на нарах Ты моего совета спрашивал? Я тебе дело говорю, а ты сам решай. Либо свобода, самогон, банька и девочка на ночь, либо нары где-нибудь под Воркутой.
— Да там в твоей деревне, небось, ни одной приличной бабенки не осталось, одни старики, да старухи.
— Ничего, кто ищет, тот найдет. Бабы там найдутся. Мужиков нет, а те, что остались, от пьянки не просыхают, так что с этим у тебя проблем не будет. Хорошему кабелю, любая сучка зад подставит.
Михаил рассмеялся.
— А может ты и права. Как никак, лето на дворе, жирком в деревне обрасту, а к осени может все и рассосется. Как считаешь?
— Наконец-то правильно мыслишь, — она прижалась к Михаилу, и крепко поцеловав, прошептала:
— А покамест ты там себе бабенку не нашел, и я сгожусь, — и стала расстегивать пуговицы на халате.
Василий Сомов, спецкор газеты «Ухта», в который раз вынул из ящика стола папку и раскрыл её. Перелистал материалы, которые ему удалось собрать о странном взрыве, который имел место осенью прошлого года в их крае. Среди имеющихся в деле документов, особое место занимала распечатка из интернета о самом происшествии и упоминание о том, что местный журналист, единственный, кто смог первым побеседовать с очевидцами этого загадочного взрыва.
— Жаль, что фамилию не напечатали, — задумчиво произнес Василий, — а так можно было бы перед начальством хоть чем-то апеллировать, чтобы выделили денег и попытаться организовать экспедицию. Хоть самую маленькую, а вдруг там пахнет сенсацией. Может быть, тогда и тираж газеты поднялся бы? А так, всего-то четыре с небольшим тысячи в месяц. Можно сказать, курам на смех, а не тираж.
И все же Василий не терял надежды и всеми силами пытался организовать экспедицию на место взрыва. Для этого, он всё это время кому-то звонил, доказывал, убеждал, просил, требовал, но все было бестолку.
Он тяжело вздохнул, и, закрыв папку, убрал её в стол. В этот момент телефон на столе зазвонил, и он поднял трубку.
— Вас слушают?
— Василия Сомова можно к телефону?
— А кто его спрашивает?
— Это Демина Лариса. Я в служебной командировке в вашем городе, и мне надо с ним переговорить по поводу одного, очень важного дела.
— А какого? — игриво спросил Василий, услышав приятный женский голос.
— Если его нет, то так и скажите, а не заигрывайте со мной, — неожиданно услышал он в ответ, и поэтому тут же скороговоркой ответил, боясь, что девушка повесит трубку.