Археология, история и архивное дело России в переписке профессора Д.Я. Самоквасова (1843–1911)
Шрифт:
Гораздо больше, чем чиновников, в данной эпистолярной коллекции выдающихся учёных того времени, представителей разных отраслей гуманитарного знания в нашей стране и за её рубежами. Среди соотечественников
– археологи В. Б. Антонович, Н. Е. Бранденбург, Н. И. Веселовский, В. А. Городцов, И. Е. Забелин, А. А. Спицын, Д. И. Яворницкий;
– антропологи, причём самые первые русские специалисты в этой области, – А. П. Богданов и Д. Н. Анучин;
– историки И. Д. Беляев, М. М. Богословский, В. И. Герье, Д. И. Иловайский, Н. П. Лихачев и ряд других;
– музейщики и архивисты И. И. Толстой, И.В. и Д. В. Цветаевы; многие другие, менее известные;
– иностранцы, археологи и историки-слависты – поляки Адам Киркор, Готфрид Оссовский; чехи Йозеф Пич, Клим Чермак; кое-кто
Археологов среди авторов данной эпистолярной коллекции больше всего, что объясняется не только интересами основного адресата публикуемых писем, но и характером образования архивной коллекции, о чём говорится ниже.
По-своему характерны и послания гораздо более скромных особ – историков-любителей, начинающих археологов из российской глубинки, активистов многочисленных учёно-просветительских обществ из различных губерний и областей Российской империи. Словом, тех, кого уже после революции стали именовать краеведами. Все они искали у маститого профессора информационной, моральной, а то и материальной поддержки и практически всегда находили и ту, и другую, и третью.
В целом эпистолярный архив Д. Я. Самоквасова представляет собой как историко-научный, так и социально-психологический срез отношений разных классов, сословий русского общества, представителей отдельных регионов нашей страны к памятникам ее истории и культуры. Эти документы сообщают нам массу поучительной и зачастую новой информации о зарождении на отечественной почве археологии, антропологии, этнографии и прочих дисциплин данного цикла, по различным вопросам просвещения и культуры.
Весьма примечательно, что в оказавшихся нам доступными письмах Д. Я. Самоквасова и к нему почти не находится места для обсуждения бытовых, вненаучных вопросов. Речь в них главным образом идёт об исследовательских замыслах, археологических экспедициях и находках, идеях и планах в связи с ними же, а также об университетских, архивных и музейных занятиях корреспондентов и их знакомых. А повседневный контекст жизни наших корреспондентов, как правило, ограничивается ритуальными поклонами супругам, передаваемыми в конце послания.
Зато и общественно-политический фон всех этих академических штудий очень слабо просматривается в переписке энтузиастов научного познания. Лишь изредка сдержанно посетует её сиятельство графиня Прасковья Сергеевна Уварова на «неспокойные времена» в разгар декабрьского вооружённого восстания 1905 г. в Москве – приходится-де (из-за баррикадных боёв!) перенести заседание Археологического общества; да кто-нибудь ещё из археологов поделится опытом проведения раскопок в крае, охваченном крестьянскими волнениями в тот же период.
По-своему поучительна отражённая в переписке стилистика общения того времени. Современному читателю могут показаться слишком казёнными, «канцеляритными» многие речевые обороты, преувеличенными комплименты начинающих исследователей по адресу их маститых покровителей. Впрочем, порядок общения в ту пору, когда жил Д. Я. Самоквасов, и тех общественных кругах, где он вращался, был таков, что деловые и дружеские послания не слишком отличались по своему стилю. Степень человеческой приязни и близости выражались прежде всего и почти исключительно в открывающем послание обращении: «Уважаемый» – к деловому партнёру (с приставками «много-», "глубоко-» в зависимости от разницы в возрасте и общественном положении автора и адресата письма); «дорогой» – к родному или душевно близкому человеку. Как известно, информационная культура Российской империи носила ярко выраженный эпистолярный характер. Это служило частным выражением её общего логоцентризма и отражала центральную роль почтовой связи в межличностных коммуникациях тех времён. Даже после постепенного внедрения в быт телефона и телеграфа было принято собственноручно письменно уведомлять обо всём том, что впоследствии и особенно нынче доверяют телефону или же просто оставляют без артикулированного внимания при межличностном общении.
Хотя в наши дни почтовая связь всё интенсивнее вытесняется из информационного обихода Интернетом, бумажная переписка, по ряду причин, не скоро ещё полностью отойдёт в область предания. В этой связи
Стоит обратить внимание, что принятые тогда формулировки приветствия и прощания, постановки вопросов и ответов на них в общем отличались удивительной симметричностью по всем направлениям общественной лестницы. Действительный тайный советник обращается к студенту практически в тех же самых выражения, что и к министру или к великому князю. Некоторой интимизации в эпистолярном обращении надо было действительно заслужить и потому она стоила куда дороже, чем в последующие демократические времена. Так, самому Д. Я. Самоквасову потребовалось четверть века верой и правдой работать по планам ИМАО и вместе с его руководителями лично, чтобы в глазах графини П. С. Уваровой превратиться из «милостивого государя» в «любезного Димитрия Яковлевича». А «дорогим Дмитрием Яковлевичем» нашего корреспондента называет в письмах, кроме одного-двух родственников и соседей, только Дмитрий Иванович Иловайский – его единомышленник в политической жизни и науке.
Впрочем, как ни оценивать сегодня эпистолярную стилистику позапрошлого века, она представляет собой одну из граней культуры, своего рода «моментальный снимок» живых отношений людей того времени. В этом я вижу некий дополнительный (к научному содержанию) урок публикуемых документов, их литературное, если угодно, значение.
Письма Д. Я. Самоквасова и к нему выявлены мной в следующих хранилищах (перечисляемых в примерном порядке размеров соответствующих документальных комплексов):
• Отделе рукописей Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ);
• Российском государственном архиве древних актов (РГАДА), преемнике МАМЮ, затем ЦГАДА;
• Рукописном архиве Института истории материальной культуры (ИИМК) РАН;
• Российском государственном историческом архиве (РГИА) (бывшем ЦГИА);
• Архиве Российской академии наук (АРАН);
• Центральном государственном историческом архиве Москвы (ЦГИАМ; ныне ЦИАМ);
• Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (РГБ);
• Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (РНБ);
• Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга (ЦИАС; бывший ЛГИА);
• Государственном архиве Курской области (ГАКО).
Значительная часть помещённых ниже писем Д. Я. Самоквасова (написанных им собственноручно или же подписанных им после диктовки помощникам) носит сугубо официальный характер. Поэтому они, как правило, стандартизированные по своей структуре, клишированные стилистически – составляли элемент его канцелярского обихода как декана юридического факультета Варшавского университета, затем управляющего Московским архивом министерства юстиции; набело помещались на официальных бланках соответствующих учреждений, со сквозной годичной нумерацией каждой исходящей бумаги. Их черновики (так называемые в канцелярском делопроизводстве «отпуски») сохранились в архивированных фондах соответствующих канцелярий, а многие отосланные беловики оказались, в свою очередь, в составе архивных фондов соответствующих лиц и особенно учёных обществ, государственных организаций, куда были адресованы. Поэтому такого рода послания были легче и в большем числе находимы при архивных поисках.