Архимаг
Шрифт:
– Это зовет меня, - заметил Громф, вынимая отлично отточенный клинок и держа его перед глазами.
– Ты теперь его новый владелец?
– спросил Джарлаксл, который, конечно, был знаком с Кхазид’хи.
– Хммм, - размышлял Громф.
– Может и я, - выражение его лица стало скептическим, а потом весьма позабавленным.
– А может, и нет, если у меча есть другие предпочтения.
– Кхазид’хи не будет рад служить магу, - предположил Джарлаксл.
– Меч жаждет крови.
– Не важно, чего хочет Кхазид’хи, - ответил Громф.
Архимаг вздрогнул,
– Кажется, меч не согласен, - вставил Киммуриэль.
Джарлаксл посмотрел на псионика, замечая, что тот закрыл глаза. Он перехватывал телепатические протесты, которые клинок адресовал Громфу.
– Да ладно?
– фыркнул Громф. Он явно общался с мечом, поднимая его выше перед своими сверкающими глазами. Архимаг изучил навершие, такое красивое, выполненное в форме свернувшегося и спящего пегаса.
– Нет, - сказал он, качая головой.
– Этого не будет.
Громф прижал навершие ко лбу, закрыл глаза и поморщился.
Джарлаксл посмотрел на Киммуриэля, который оглянулся и кивнул, явно впечатленный — впечатленный псионической атакой Громфа, направленной против Кхазид’хи.
Джарлаксл тоже был впечатлен, когда заметил, как навершие меча двигается и изменяется, становясь черным, а потом покрываясь красными точками. Наемник едва сдержал смех, присмотревшись внимательнее. Громф превратил навершие великого Кхазид’хи в нечто, похожее на гриб!
Архимаг снова вытянул руку с мечом, и кивнул, наслаждаясь результатами работы.
– Так лучше, - вымолвил он, наконец.
– Не слишком подходит для клинка Дома Бэнр, - заметил Киммуриэль.
– Но вполне надлежащее оскорбление для такого грубого орудия, как меч.
– Потому я сомневаюсь, что Кхазид’хи снова попытается навязать тебе свою волю, - добавил Джарлаксл.
– Это незначительная вещь, - сказал Громф. Переведя взгляд с клинка на лидера наемников, архимаг бросил его Джарлакслу, который с легкостью подхватил меч.
– Это клинок Дома Бэнр, - пояснил Громф.
– А ты — Бэнр. К тому же, воин Дома Бэнр. Носи эту игрушку, если достаточно силен, чтобы её подчинить.
Джарлаксл выглядел удивленным, хотя открытый вызов показался ему скучным. Он слышал разочарованный крик меча, но только сконцентрировавшись на отдаленном бормотании. Контроль Кхазид’хи был для него не сложнее, чем для Громфа. Даже без магической повязки, которая охраняла его от псионического вмешательства, Джарлаксл совершенно не волновался о том, что сила воли меча станет доминировать над его собственной.
Он кивнул брату, выражая признательность — притворную лишь наполовину. Джарлаксл любил свои магические игрушки и знал мощь Кхазид’хи, зажатого в руке.
– Где эта девочка полудроу?
– спросил Джарлаксл, вешая меч на ремень.
– Дочь Тос’уна Армго.
– Тебе какое дело?
Джарлаксл пожал плечами.
– Может и никакое. Во всяком случае, не слишком большое. Это
– Честно говоря — я не знаю, - заметил Громф.
– Умирает от холода на холодном склоне горы… где-то на Хребте Мира, наверное, и возможно где-то у логова Араутатора. Зачем тебе это знать? Хочешь отправиться за ней?
Джарлаксл снова пожал плечами.
– Однажды она может оказаться полезной.
– Если я еще хоть раз увижу это создание, эту полуиблис, полу-Армго, я превращу её в желе и подам на следующем посещенном мною празднике, - сказал Громф. Ничто в его тоне не намекало на то, что архимаг преувеличивает.
– К счастью, у меня есть много вещей, которые ты никогда не увидишь, - ответил Джарлаксл, прикладывая палец к полям своей большой шляпы. Затем, он развернулся к Киммуриэлю.
– В Лускан, - приказал он.
– Я не имею ни малейшего желания быть застигнутым в городе матроной матерью.
– Но улицы нужно очистить, братик, - сказал Громф.
– Для этого, братик, боги дали нам магию, - ответил Джарлаксл тем же самодовольным тоном.
– Чтобы выполнять наши рутинные заботы.
Киммуриэль мудро решил не задерживаться, и момент спустя они с Джарлакслом вступили в приемный покой Бреган Д’Эрт в Иллуске, подвалах Лускана.
Она подняла мокрое лицо, пытаясь собрать свои мысли и силы после своего не слишком комфортабельного полета через портал архимага. Первое время она не замечала холода, покуда ей не удалось разлепить глаза, находя себя лежащей в глубоком снегу.
Доум’вилль знала время года. Она знала, что снег не выпал нигде, кроме высоких гор.
Женщина приподнялась на вытянутых руках и медленно повернула голову, оценивая величие развернувшейся перед ней картины. Горы, огромные и высокие, чьи скалистые хребты чернели из-под снежного одеяла, маячили перед её глазами — по своему положению, она поняла, что её голова лежит на склоне выше ног.
Горы слева и справа были за пределами её поля зрения. Хребет Мира, поняла женщина. Не узнавая никаких конкретных горных пиков, она тем не менее, не помнила других горных хребтов подобной величины и величия на Фаэруне.
Женщина лежала в снегу. Холод начал пронизывать тело.
Вся тяжесть проблем обрушилась на плечи Доум’вилль.
Женщина оглянулась вокруг. В отчаянии, она ударила по снегу, отбрасывая его прочь, подальше от себя. Запустив руки под снежный покров, Доум’вилль начала хватать, загребать и что-то искать внизу. И лишь после того, как силы её оказались на исходе, женщина осознала, что ищет.
После этого её движения замедлились, и она вынула руку из снега, чтобы проверить наличие на той всех пальцев. Ведь натолкнись она на невероятно острое лезвие Кхазид’хи, рука совершенно точно не сохранила бы свою целостность.