Архипелаг ГУЛаг(в одном томе)
Шрифт:
Ну да не одни же социалисты содержались в ссылке 20-х и 30-х годов – и главным образом (что ни год, то верней) совсем не социалисты. Лились и просто безпартийные интеллигенты – те духовно независимые люди, которые мешали новому режиму установиться. И – бывшие, недоуничтоженные в Гражданскую войну. И даже – мальчики «за фокстрот» [90] . И спириты. И оккультисты. И духовенство – сперва ещё с правом служения в ссылке. И просто верующие, просто христиане, или крестьяне, как переиначили русские много веков назад. И крестьяне как таковые.
90
1926
И все они попадали под око того же оперсектора, все разъединялись и костенели. С годами они всё более станут чуждаться друг друга, чтоб НКВД не заподозрило у них «организации» и не стало бы брать по новой. (А именно эта участь и ждёт их многих.) Так в черте государственной ссылки они углубятся во вторую добровольную ссылку – в одиночество. (А Сталину именно это и надо.)
Ослаблены были ссыльные и отчуждённостью от них местного населения: местных преследовали за какую-либо близость к ссыльным, провинившихся самих ссылали в другие места, а молодёжь исключали из комсомола.
Обезсиленные равнодушием страны, советские ссыльные потеряли и волю к побегам. У ссыльных царского времени побеги были весёлым спортом: пять побегов Сталина, шесть побегов Ногина, – грозила им за то не пуля, не каторга, а простое водворение на место после развлекательного путешествия. Но коснеющее, но тяжелеющее ГПУ со средины 20-х годов наложило на ссыльных партийную круговую поруку: все сопартийцы отвечают за своего бежавшего. И уже так не хватало воздуха, и уже так был прижимист гнёт, что социалисты, недавно гордые и неукротимые, приняли эту поруку! Они теперь сами, своим партийным решением запрещали себе бежать!
Да и куда бежать? К кому бежать?..
Тёртые ловкачи теоретических обоснований быстро пристроили: бежать – не время, нужно ждать. И вообще бороться не время, тоже нужно ждать. В начале 30-х годов Н. Я. Мандельштам отмечает у чердынских ссыльных социалистов полный отказ от сопротивления. Даже – ощущение неизбежной гибели. И единственную практическую надежду: когда будут новый срок добавлять, то хоть бы без нового ареста, дали бы расписаться тут же, на месте – и тогда хоть не разорится скромно налаженный быт. И единственную моральную задачу: сохранить перед гибелью человеческое достоинство.
Нам, после каторжных лагерей, где мы из раздавленных единиц внезапно стали соединяться, – грустно поминать этот процесс всеобщего расчленения. Но в наши десятилетия идёт общественная жизнь к расширению и полноте (вдох), а тогда она шла к угнетению и сжатию (выдох).
Так негоже нашей эпохе судить эпоху ту.
А ещё у ссылки были многие градации, что тоже разъединяло и ослабляло ссыльных. Были разные сроки обмена удостоверений личности (некоторым – ежемесячно, и это с изнурительными процедурами). Дорожа не попасть в категорию худшую, должен был каждый блюсти правила.
До начала 30-х годов сохранялась и самая смягчённая форма: не ссылка, а минус. В этом случае репрессированному не указывали точного места жительства, а давали выбрать город за минусом скольких-то. Но, однажды выбрав, к месту этому он прикреплялся на тот же трёхлетний срок. Минусник не ходил на отметки в ГПУ, но и выезжать не имел права. В годы безработицы
Минус был булавкой: им прикалывалось вредное насекомое и так ждало покорно, пока придёт ему черёд арестоваться по-настоящему.
А ещё же была вера в этот передовой строй, который не может, не будет нуждаться в ссылке! Вера в амнистию, особенно к блистательной 10-й годовщине Октября!..
И амнистия пришла, амнистия – ударила. Четверть срока (из трёх лет – 9 месяцев) стали сбрасывать ссыльным, и то не всем. Но так как раскладывался Большой Пасьянс и за тремя годами ссылки дальше шли три года политизолятора и потом снова три года ссылки – это ускорение на 9 месяцев нисколько не украшало жизни.
А там приходила пора и следующего суда. Анархист Дмитрий Венедиктов к концу трёхлетней тобольской ссылки (1937) был взят по категоричному точному обвинению: «распространение слухов о займах (какие же могут быть слухи о займах, наступающих кажегод с неизбежностью майского расцвета?..) и недовольство советской властью» (ведь ссыльный должен быть доволен своей участью). И что ж дали за такие гнусные преступления? Расстрел в 72 часа, и не подлежит обжалованию! (Его оставшаяся дочь Галина уже мелькнула на страницах этой книги.)
Такова была ссылка первых лет завоёванной свободы, и таков путь полного освобождения от неё.
Ссылка была – предварительным овечьим загоном всех назначенных к ножу. Ссыльные первых советских десятилетий были не жители, а ожидатели – вызова туда. (Были умные люди – из бывших, да и простых крестьян, ещё в 20-е годы понявшие всё предлежание. И, окончив первую трёхлетнюю ссылку, они на всякий случай там же, например в Архангельске, оставались. Иногда это помогало больше не попасть под гребешок.)
Вот как для нас обернулась мирная шушенская ссылка, да и туруханская с какао.
Вот чем была у нас догружена овидиева тоска.
Глава 2
Мужичья чума
Незамеченные миллионы. – Как возник этот план? – Удар по крестьянству в 1918. – Начало истребления в 1929. – Постановления января – февраля 1930. – «Кулаки» и «подкулачники», загуляли клички. – «Активисты». Зло не вычёсывается гребнем. – Сплошное выселение сёл. – Кулак-мальчишка Шура Дмитриев. – Мотя-«Эдисончик». – Мельник Лактюнькин. – Кузнец Трифон Твардовский. – Не должно быть домов кирпичных. – Вгон в колхоз. – Великий Перелом хребта.
Картины разорения и раскулачивания. – Чумный воздух ещё годы над деревней. – Тимофей Овчинников, ветеринар и колбасник. – Колбаса на службе ВКП(б). – Зимние обозы с грудными детьми. – Чтобы семя мужицкое погибло. – Картины этапов. – Этап пришёл на место. – Архангельские церкви – пересылки раскулаченных. – Умирающим на улицах не помогать! – Ссылка в никуда. – Выбор мест, где жить нельзя. – Посёлки, обращённые в лагеря. – Посёлки вымершие. – Васюганская трагедия.
Жизнь в спецпосёлках. – Переброска поселенцев в лагеря, разрыв с семьёй. – Постановление о возврате раскулаченным прав. – Предложенья идти на фронт. – Ответ Николая Хлебунова. – Устоянье посёлков, забытых начальством. – Повторное раскулачивание. – Яруевские староверы на Подкаменной Тунгуске. – И другие староверы, расстрел в енисейской воде. – Закрепощенье по браку и детей. – Прикреплённые к шахтам навечно. – Пережившие 20-летье Чумы – те же советские. – На Сталина нет обид! – И он победил государственно.