Архипелаг ГУЛаг
Шрифт:
Да уж и довольно, мы с ней - двадцать лет.
Конец четвёртой части
1 А если бы девочка в наше время так спорила по основам марксизма?
2 Кто прочел в части 1, гл. 8 речи Крыленко - уже это всё знает.
3 Сам же Лосев в 1920 году за бандитизм и насилия был расстрелян в Крыму.
4 Нет, кончая годом позже.
* Часть пятая. Каторга *
"Сделаем из Сибири каторжной, кандальной - Сибирь советскую, социалистическую!"
Сталин
Глава 1. Обречённые
Революция бывает торопливо-великодушна. Она от многого спешит отказаться. Например, от слова каторга. А это -
– ну, значит, отъявленные! На нас-то с вами не повесят же!.. Подождите, повесят!)
Сталин очень любил старые слова, он помнил, что на них государства могут держаться столетиями. Безо всякой пролетарской надобности он приращивал отрубленные второпях: "офицер", "генерал", директор", "верховный". И через двадцать шесть лет после того, как Февральская революция отменила каторгу - Сталин снова её ввёл. Это было в апреле 1943-го года, когда Сталин почувствовал, что, кажется, воз его вытянул в гору. Первыми гражданскими плодами сталинградской народной победы оказались: Указ о военизации железных дорог (мальчишек и баб судить трибуналам) и, через день (17 апреля), - Указ о введении каторги и виселицы. (Виселица тоже хорошее древнее установление, это не какой-нибудь хлопок пистолетом, виселица растягивает смерть и позволяет в деталях показать её сразу большой толпе). Все следующие победы пригоняли на каторгу и под виселицу обречённые пополнения - сперва с Кубани и Дона, потом с левобережной Украины, из-под Курска, Орла, Смоленска. Вслед за армией шли трибуналы, одних публично вешали тут же, других отсылали в новосозданные каторжные лагпункты.
Самый первый такой был, очевидно - на 17-й шахте Воркуты (вскоре - и в Норильске, и в Джезказгане). Цель почти не скрывалась: каторжан предстояло умертвить. Это откровенная душегубка, но, в традиции ГУЛага, растянутая во времени - чтоб обречённым мучиться дольше и перед смертью еще поработать.
Их поселили в "палатках" семь метров на двадцать, обычных на севере. Обшитые досками и обсыпанные опилками, эти палатки становились как бы лёгкими бараками. В такую палатку полагалось 80 человек, если на вагонках, 100 - если на сплошных нарах. Каторжан селили - по двести.
Но это не было уплотнение!
– это было только разумное использование жилья. Каторжанам установили двухсменный двенадцатичасовой рабочий день без выходных - поэтому всегда сотня была на работе, а сотня в бараке.
На работе их оцеплял конвой с собаками, их били, кому не лень, и подбодряли автоматами. По пути в зону могли по прихоти полоснуть их строй автоматной очередью - и никто не спрашивал с солдат за погибших. Изморенную колонну каторжан легко было издали отличить от простой арестантской - так потерянно, с трудом таким они брели.
Полнопротяжно отмерялись их двенадцать рабочих часов. (На ручном долблении бутового камня под полярными норильскими вьюгами они получали за
На 12 часов их отдыха еще приходилась утренняя и вечерняя проверка каторжан - проверка не просто счетом поголовья, как у зэков, но обстоятельная, поименная перекличка, при которой каждый из ста каторжан дважды в сутки должен был без запинки огласить свой номер, свою постылую фамилию, имя, отчество, год и место рождения, статьи, срок, кем осужден и конец срока; а остальные девяносто девять должны были дважды в сутки все это слушать и терзаться. На эти же двенадцать часов приходились и две раздачи пищи: через кормушку раздавались миски и через кормушку собирались. Никому из каторжан не разрешалось работать на кухне, никому - разносить бачки с пищей. Вся обслуга была - из блатных, и чем наглее, чем беспощаднее они обворовывали проклятых каторжан - тем лучше жили сами, и тем больше были довольны каторжные хозяева - здесь, как всегда за счёт Пятьдесят Восьмой, совпадали интересы НКВД и блатарей.
Но так как ведомости не должны были сохранить для истории, что каторжан морили еще и голодом, - то по ведомостям им полагались жалкие, а тут еще трижды разворованные добавки "горняцких" и "премблюд". И все это долгой процедурой совершалось через кормушку - с выкликом фамилий, с обменом мисок на талоны. И когда можно было бы наконец свалиться на нары и заснуть отпадала опять кормушка, и опять выкликались фамилии, и начиналась выдача тех же талонов на следующий день (простые зэки не возились с талонами, их получал и сдавал на кухню бригадир).
Так от двенадцати часов камерного досуга едва-едва оставались четыре покойных часа для сна.
Еще, конечно, каторжанам не платили никаких денег, они не имели права получать посылок, ни писем (в их гудящей задурманенной голове должна была погаснуть бывшая воля и ничего на земле не остаться в неразличимой полярной ночи, кроме труда и этого барака).
От того всего каторжане хорошо подавались и умирали быстро.
Первый воркутинский алфавит (28 букв, при каждой литере нумерация от единицы до тысячи) - 28 тысяч первых воркутинских каторжан - все ушли под землю за один год.
Удивимся, что - не за месяц.2
В Норильске на 25-й кобальтовый завод подавали в зону за рудою состав - и каторжане ложились под поезд, чтобы кончать это всё скорей. Две дюжины человек с отчаяния убежали в тундру. Их обнаружили с самолетов, расстреляли, потом убитых сложили у развода.
На воркутской шахте N 2 был женский каторжный лагпункт. Женщины носили номера на спине и на головных косынках. Они работали на всех подземных работах и даже, и даже...
– перевыполняли план!..3