Архипелаг Исчезающих островов(изд.1952)
Шрифт:
Капитан повернул ко мне и Андрею свое широкое, простодушное, невозмутимо-спокойное лицо.
— Хочу уточнить место по глубинам, Алексей Петрович, — сказал он. — Здесь дороги хоженые-перехоженные. Карта очень подробная… Ну-ка, старпом, — к эхолоту! Что он у вас там показывает?
Странный водолаз бежит по дну моря под килем “Пятилетки”. Это звук. Когда мы проникнем в глубь “белого пятна”, звук поведет за собой наш корабль.
Принцип эхолота прост. Беспрерывно подаются с судна звуковые сигналы, которые, отразившись от дна, возвращаются в приемник. Надо разделить
Делается это автоматически. На вращающемся валике прибора появляется лишь итог — по квадратикам кальки бежит быстрый зигзаг.
Мы вчетвером вошли в штурманскую рубку.
Сабиров быстро переписал последние показания эхолота на листок бумаги и положил перед капитаном.
— Ну-ка, ну-ка! Где же мы? — сказал капитан, наклоняясь над картой и водя по ней толстым пальцем. — Вот пролив. Вот ваша прокладка. Стало быть, где-то здесь… Или здесь?..
Бормоча себе под нос, он принялся сличать цифры глубин, обозначенные на морской, карте, с цифрами, выписанными штурманом.
Федосеич искал на карте цепочку глубин, подобную той, что осталась за кормой “Пятилетки”.
— Нашел, — сказал он негромко и спокойно, как всегда. — Четырнадцать метров, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, снова пятнадцать… Отмечайте на карте, штурман. Отсюда и поведете прокладку. Курс — зюйд-ост 18 … — Он вопросительно вскинул на меня глаза: — Так, Алексей Петрович? Пойдем вдоль берега, как говорили, — прибрежной полыньей?
Я кивнул.
18
Юго-восток.
Подольше надо было сохранять чистую воду впереди, по возможности избегая встреч с тяжелыми льдами. К высоким широтам я предполагал подняться лишь на меридиане Врангеля.
— Еще хватит возни со льдами, — успокаивал Федосеич нашу нетерпеливую молодежь. — И тряхнет и сожмет во льдах. А сейчас горючее надо экономить. И время. В Арктике кружной путь часто короче прямого…
Прибрежная полынья представляет из себя нечто вроде коридора. С одной стороны — лед берегового припая, с другой — пловучие льды. В этом году “коридор” был очень широк. Почти беспрерывно дувшие ветры южных румбов отжимали льды от берега, отгоняли их далеко на север.
“Пятилетка” круто повернула на юго-восток и двинулась южной окраиной Восточно-Сибирского моря.
К полудню видимость улучшилась.
Однообразная бурая тундра протянулась с правого борта на много сотен километров. Чуть заметно поднимаясь к югу, она сливалась с туманным небом вдали. По временам ее затягивала колышущаяся завеса дождя.
То и дело на горизонте возникали дымки и над ухом раздавался рев сирены. “Пятилетка” обменивалась приветствиями со встречными танкерами, угольщиками, лесовозами.
Десятки кораблей шли прибрежной полыньей вдоль северного берега Сибири, шли на запад и на восток.
Перевозка грузов морем обходилась в сорок раз дешевле, чем перевозка автотранспортом!..
День Советского Заполярья — в полном разгаре. В отличие от обычных дней под другими широтами, он тянется не часы, а месяцы. И все-таки советским полярникам мало этого дня. Им приходится спешить, потому что дотемна надо провернуть уйму важных дел.
Нам, например, надо пройти до меридиана острова Врангеля, подняться круто к северу и, сломив сопротивление многолетних льдов, проникнуть внутрь “белого пятна”, чтобы начисто стереть его с карты.
Поздно вечером я спустился в каюту и уснул сразу, будто провалился в колодец. Но спать пришлось недолго. Разбудили торопливые шаги по коридору, громкие голоса, какая-то тревожная суета.
Что случилось? Кажется мне или на самом деле пахнет гарью? Пожар на корабле? Этого еще не хватало!
Я вскочил и стал торопливо одеваться.
В дверь постучали:
— Алексей Петрович, это я, Сабиров!..
— Да, да. Войдите!
Оказалось, вахтенный начальник только что доложил капитану, что откуда-то тянет дымком. Капитан решил пока тревоги не объявлять, но приказал Сабирову обойти и тщательно осмотреть корабль.
Источник подозрительного запаха обнаружить не удалось. Замечено было, однако, что на палубе пахнет гораздо сильнее, чем в кубриках, каютах и машинном отделении.
Действительно, когда я вместе с Сабировым поднялся наверх, запах стал ощутительнее. Неужели горело на палубе? Но где?
То тут, то там появлялись силуэты участников экспедиции. Они бестолково бродили по палубе, сталкиваясь друг с другом и обмениваясь недоуменными замечаниями.
Какая-то нахохлившаяся, с поднятым воротником фигура очутилась даже на капитанском мостике. Это было против правил. На мостик, помимо моряков, поднимались только я, Андрей и Степан Иванович. Но капитан не обратил внимания на пришельца и не выпроводил вон (для этого Федосеичу достаточно было лишь вопросительно поднять мохнатые широкие брови). Капитан был погружен в раздумье. Стоя у перил, он пристально вглядывался в сторону берега.
— Ну и туман! — сказал я, ни к кому не обращаясь. — Туман, а влаги нет. Какой-то сухой, удушливый и…
Я так и не подобрал сравнения.
— А у меня что-то неважное самочувствие, — подала голос из угла нахохлившаяся фигура, и тут мы узнали в ней Союшкина. — Сначала было холодно, теперь стало жарко. Вам тоже жарко?
— Черт знает что! — пробормотал Сабиров. — Тут люди о корабле переживают, а он с самочувствием со своим…
Я совсем было собрался спровадить Союшкина с мостика, чтобы не надоедал своими разглагольствованиями, как вдруг почувствовал, что и впрямь жарко. На этот раз “Штатный скептик” был прав, в воздухе определенно потеплело.