Архипелаг OST. Судьба рабов «Третьего рейха» в их свидетельствах, письмах и документах
Шрифт:
Дмитрий Дмитриевич Чавдаров, г. Грозный:
«Одели нас в американскую форму и начали учить военному делу. Кормили очень хорошо. Банки с печеньем стояли в комнате — ешь, сколько хочешь, суп жирный, с мясом, макаронами. И вели агитацию, чтобы мы поехали в Канаду, Америку; были желающие, их увозили.
Приезжали наши офицеры и говорили, что Родина прощает всех, кто виноват. После этого нас начали вывозить в советскую зону. Оттуда мы прибыли в город Джанкой. Здесь нас поместили в так называемый фильтрационный
Екатерина Ивановна Ткачук, г. Харьков:
«У меня были женихи — итальянец, югослав, поляк. Все звали с собой, но я подумала, хорошо, если мне там будет хорошо, а если плохо, кому я там буду нужна. А еще дети пойдут, их будет тянуть туда, где они родились, а меня всю жизнь будет тянуть на Родину. И несмотря на то, что дома была злая мачеха, я все-таки решила возвращаться домой.
Американец, с которым я ехала в кабине, очень уж уговаривал не возвращаться на Украину. У вас, говорит, хаты соломой крыты, голод. Ну, что ж, отвечаю, как бы ни было, я там родилась и буду жить, как все люди. Там, говорит, много работы, все разбито. Зато, отвечаю, где захочу, там и буду работать, а может, и учиться буду, а у вас я только прислугой буду.
И нисколько не жалею, что сразу вернулась домой. С мачехой я жила полтора месяца, а потом уехала в город. И хотя не было женихов нашего возраста, но я не осталась обделенной. Вышла замуж, у нас два сына, две внученьки, сама на пенсии, до самих пор радуюсь, что я на родине».
Евгения Ивановна Федорова (Котлярова), г. Ростов-на-Дону:
«1 мая 1945 года в 12 часов дня в наш лагерь въехали советские танкисты. Радости не было конца. Мы обнимали танкистов, плакали… Нас накормили солдатским обедом.
Я, Полина и Нина Науменко стали работать, демонтировали заводы — сахарный, лесопильный, цементный для перевозки оборудования в СССР. Мы знали: делаем это для своих. Почти год еще мы находились в воинской части № 46 159 майора Захарова. И только в апреле 1946 года нас проводили на Родину.
Вернувшись в Ростов, я пошла работать на кожгалантерейную фабрику. Вышла замуж, родила сына. На этой фабрике проработала 26 лет, а затем еще восемь лет — на обувной. Жизнь получилась интересная…»
На одном из сборных пунктов определилась группа донбасских девчат — Женя Кушанова из Артемовского района, село Урицкое, три года в лагере, Лида Бояркина из Сталино, тоже три года рабства — тютелька в тютельку, Клава Бывшева, самая молодая среди подруг — девятнадцать лет — тоже из Сталино, забрали из школы ФЗО на Рутченковке; Кирина Позднякова, ее угнали чуть ли не сразу после оккупации — 28 ноября сорок первого года. В их 18-й комнате детей не было. Зато по соседству подавали голоса сразу трое! Через пару комнат тоже гомонила-лепетала детвора. В общем, пришлось коменданту заводить детский сад.
На этот сборный пункт (видно, такая практика была и на
— Социализм — это учет, — изрек комендант лагеря фразу, услышанную на политзанятиях.
— Тем более — капитализм! — отозвался в тон союзнику американский лейтенант.
Итак, они насчитали: 19 мешков картофеля, 4 ящика сала, 3 мешка муки, 3 мешка сахара, 10 ящиков с «яйцами сушеными» (наверное, яичный порошок), 10 ящиков консервированной фасоли, 5 ящиков молока, 35 мешков хлеба. Таких актов десятки — только по одному сборному пункту, этот датирован 23 апреля 1945 года.
Через несколько дней в детсаду устроили праздник. Детям выделили 185 плиток мармелада, 64 плитки шоколада. 5 банок бисквита. Для них, увидевших свет в неволе, это была первая сладость в жизни. Но больше всего мамы (и комендант, которому приходилось заботиться буквально обо всем — от хлеба и табака до зубных щеток и домино) радовались американскому молоку. Строка из акта: «Для детей, грудных, дается на шесть человек одна банка молока, так как мать не в состоянии прокормить ребенка своей грудью». Другой пример — распоряжение коменданта сборного пункта № 21 советских граждан на станции Сан-Тегонек, Франция:
«Тов. Добрячик!
Выдайте 1 банку молока, жиру 0,5 кг, манной крупы 1 кг женщине, которая имеет приемного ребенка. Поэтому необходима поддержка. 8.5.45».
Крохотный эпизод, затерявшийся на фоне больших событий и победных салютов, но и он говорит о многом.
Политпросветотдел Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации попросил выделить для сборно-пересыльных пунктов «красного материала — 2300 метров, гармоний — 100, патефонов с набором пластинок — 100, шахмат, шашек и домино по 350 комплектов». Это только для пунктов, созданных в советской зоне оккупации Германии.
Пятого мая в лагере № 36, город Ля Куртин, Франция, с хлебом, мармеладом, консервами выдали вино. В указаниях на выдачу товаров и продуктов — мыло, сигареты, зубные щетки и зубная паста, мятная сера, табак, спички — их выдавали не коробочками, а по штукам. Жить становилось веселее. Время от времени лагерь сотрясали ЧП местного масштаба.
Некая Анна К. утащила у соседки Людмилы Макаровой часы и «передала их товарищу как свои собственные». А товарищ их толкнул и пропил. А «часы 15-камневые, исправные, за исключением волоска». Составили акт — на этом все и завершилось.
В другой раз у бойца хозроты стянули новые американские брюки. Начальник лагеря Лабутин приказал лейтенанту Смолякову (цитирую дословно):
«Возьмите пару бойцов из караульного помещения и зделайте обыск у Васютина, узяв с собой потерпевшего из 2-го взвода». И в этот раз поиск ничего не дал. Потерпевшему предлагали 700 франков — не взял. Что же, так и ходил без штанов?
Оба сюжета разыграла бригада художественной самодеятельности. Артисты очень старались. Накануне для лагерного клуба купили гитару, мандолину и скрипку — все удовольствие обошлось в 8807 франков. И еще — «для аттракциона два килограмма яблок по 43 франка за кг».