Архив Смагина
Шрифт:
Понятная картина, знакомая, не раз описанная в приватных беседах. Но сил, терпения, нервов выкрутиться нет. Резервы? Дом, малость валюты, кое-какое золотишко, автомобиль, офис… Мало, не хватает. Можно запустить поступившие деньги. Какая разница, какого они происхождения? На счету – значит, мои. Их тоже мизер, для прорыва – крайне недостаточно, но на безрыбье… И эти письма? Купи козу – выгони козу… Положение тяжёлое, но без них, этих писем, было бы всё же легче. Странно устроен человек. Легче? Что же правит миром? Иллюзия?
Постоянный туман в голове никак не позволял выстроить
Хлебнуть? Нет, пока не надо. Хотя немножко – можно. Виктор приложился к бутылке, поставил. Посмотрел на неё, как на врага. Сколько эта гадость людей сгубила… А коньяк ли, водка их сгубили? Может, все же слабость, страх, отсутствие жизненного стержня и содержания? Какого к чёрту стержня! Ещё недавно Виктор мог любого – через колено. А раньше – тогда? Сложная гимнастика, бег по просеке, научное питание, не детское увлечение философией, железные нервы, благие намерения… И что имеем теперь? Имеем то, что имеем. Спрятаться? Куда? И от кого? Надо хотя бы опасность видеть, знать, с какой стороны ветер дует.
Вот так, по пьянке, ушёл из жизни одноклассник, Васька. Как там его по фамилии… Якименко. Что-то там и писал, и рисовал, на гитаре играл, бился головой о стену, доказывал всему миру, что он не верблюд, и весь мир ему пассивно и снисходительно верил… Запил и сгорел. Как-то объявился, попросил денег то ли на сборник стихов, то ли на книжку рассказов. Дал. А что толку? Увял на глазах. Похоронили. Кто-то помнит? Никто. А ведь полгода прошло! Полгода. Если только близкие. А были они у него? А у тебя? Родители умерли, жёны сбежали, партнёр, и тот погиб. Одноклассник Васька шагнул в темноту и исчез. И похороны те были какие-то убогие, неискренние. Словно все приглашённые уже много лет назад знали о таком печальном итоге и пришли просто удостовериться в справедливости своих прогнозов, отметиться в качестве участников скорбного события, да обменяться новостями. И в конце…
Стояли возле могилы, тянули горькую рюмку, снежок падал – декабрь вроде, перебрасывались банальностями, неумело крестились, кто-то выдавил из себя «земля ему прахом», никто не поправил – какая тут разница… И так все это выглядело жалко, печально. Что же было в конце? Распорядитель от местных, кладбищенских ляпнул что-то окончательное, печальное и замысловатое… Надо вспомнить… Надо вспомнить!
10
Морское танго
Волошин, провожая Смагина до калитки, продолжал беседу:
– Да, газетчики окрестили этот случай тропическим феноменом, но серьёзный читатель этот рассказ на веру не принял. А когда все
Смагин слегка замялся в нерешительности, но нашёлся:
– Ничем, полагаю. И все же здесь – не остров.
– Ваша правда, ваша правда.
– Благодарю вас душевно, большое спасибо, – слегка раскланялся Смагин.
– Чем смог, – с лёгким поклоном ответил певец крымского края.
Сеулин терпеливо ждал Смагина неподалёку от дома.
– Долгий был разговор, – с пониманием сказал он, подойдя к Смагину.
– С такими людьми коротко нельзя. Это наше достояние.
Сеулин немного растерялся, не поняв сказанное.
– Достояние страны нашей, – пояснил Смагин, задумался и добавил: – Только осторожно с ними надо, бережно. На вершинах они живут, на голубых. А мы – на земле.
Сеулин впал в некоторое замешательство, однако понимающе кивнул. Смагин поправил гимнастёрку и принял серьёзный вид.
– Вот что, Миша. Я с тобой некоторыми соображениями поделюсь. А потом решим: кому в Феодосию, в архив, а кому на биологическую станцию, к учёным. Здесь недалеко. Сдаётся мне, некоторые важные телеграммы надо отправить. Да с местной милицией необходимо пообщаться основательно, со старожилами. Тесно пообщаться. И – что у тебя?
– Утопленник.
– Из местных?
– Нет. Но вроде и не из приезжих, из интеллигенции, то есть.
Смагин и Сеулин быстрым шагом пошли к морю. Жара, только ветерок и спасает. Хотя насчёт «спасает» уверенности нет. Чуть порыв сильнее – сразу пыль, неприятная, въедливая. Понятно: надо темп сбавить, идти не спеша – никто ж не гонит. Не получается не спеша. Миновали интеллигентную парочку, средних лет мужчину и женщину, хорошо одетых, в прекрасном расположении духа. Мужчина рассказывал что-то увлекательное, и его дама с пониманием закатывала милые глазки. Бледнолицые, как мы, подумал Сеулин, приезжие, не то что почерневшие от солнца местные ребятишки в драных подштанниках.
– Чудно. Как будто ничего и не было, – кивая на парочку, тихо сказал Сеулин.
– Как будто, – задумчиво произнёс Смагин.
Он вспоминал разговор с хозяйским внуком. Мальчуган рассказал о троих в лодке, а дед почему-то умолчал.
– Слышно было или показалось? – спросил тогда Смагин мальчишку.
– Лодка не далеко, не очень далеко была. Но море шумит, чайки ругаются. Вроде как кричали. Лодка за скалу зашла. Уже не видно было.
– А дед слышал?
Мальчик пожал плечами.
– А сколько человек было?
– Не один – точно. Два или три. Не рассмотрел.
На берегу собрались местные, вытащившие на гальку утопленника, пригнанного волной к берегу, милиционер и несколько зевак. Невдалеке стояла бричка, лошадь лениво постукивала копытом. Мария была здесь. Труп лежал ничком в нескольких метрах от воды. Мужчина средних лет, крепкий, в одежде, следов разложения нет – недавний. Рядом с ним – свёрнутый брезент. Смагин вопросительно посмотрел на Марию.
– Видимых повреждений нет. Возможно, упал с лодки или с обрыва. Шторма не было, ветра не было. Не из местных.