Архивы Дрездена: Гроза из преисподней. Луна светит безумцам. Могила в подарок
Шрифт:
Я вспомнил Беккитов с их вытянутыми, голодными лицами. Я вспомнил мертвые глаза миссис Беккит.
– Тогда он начал ритуалы. Церемонию. Он сказал, что ему нужна наша похоть. – Глаза ее забегали из стороны в сторону, и ощущение того, что ее вот-вот стошнит, усилилось. – Это было не так уж и плохо. Он замыкал магический круг, а больше ничего такого и не было. Только плоть. Ну, это я переживу. От меня не убудет. Это вообще было все равно как бегство. – Она потерла руку о штанину, словно пытаясь стереть с нее что-то гадкое. – Но ему и этого было мало. Тогда он начал говорить
Ну, мне не нужно было участвовать с ними каждый раз. Мы с Дженни по очереди оставались с детьми. Виктор готовил зелье. Мы начали зарабатывать на этом. Некоторое время казалось, жизнь налаживается. До тех пор, пока я не начала слишком много думать. – Моника тяжело вздохнула. – Вот тогда Виктор начал меняться еще сильнее. Он призывал демонов. Я их видела. И он хотел больше власти. Он просто бредил ею. Это было ужасно, все равно как смотреть на голодающего зверя, вечно рыскающего в поисках пищи. И я заметила, как он начал… начал поглядывать на детей, мистер Дрезден. По тому, как он смотрел на них иногда, я поняла… – Тут она наконец не выдержала и разревелась. – Господи. Мои дети. Мои дети…
Мне хотелось подойти к ней. Взять ее за руку, обнять за плечи, сказать, что все будет хорошо. Но теперь я знал ее. Я заглядывал ей в душу. Она бы от этого только завизжала.
«Боже мой, Гарри, – подумал я. – Неужели тебе мало той боли, которую ты уже причинил этой несчастной женщине?»
Я порылся на полках и нашел чистый стакан, набрал в него холодной воды из-под крана и принес ей. Она выпрямилась и дрожащими руками взяла стакан. Потом сделала глоток и пролила воду на подбородок.
– Извините, – сказал я. А что еще я мог сказать ей?
Если она меня и услышала, она этого не показала. Она допила воду и продолжила рассказывать, словно ей не терпелось договорить все до конца, избавиться от скопившихся во рту горьких слов.
– Я хотела уйти от него. Я понимала, он придет в ярость, но не могла позволить, чтобы дети оставались с ним, таким. Я попыталась поговорить об этом с Дженни. И она взяла все в свои руки. Моя младшая сестренка решила меня защитить. Она пошла к Виктору и сказала, что, если он меня не отпустит, она пойдет в полицию и к Джонни Марконе. Что она все им про него расскажет. А он… он…
– Он ее убил, – договорил я за нее.
Черт. Для этого Виктору даже не нужно было волос Дженнифер Стентон. Ему вполне хватило бы любого из ее выделений. А уж с этими ритуальными оргиями, что они устраивали, он мог набрать их у бедной Дженнифер Стентон сколько угодно. Возможно, он даже заставил ее принести ему немного от Томми Томма. А может, Дженнифер с Томми были так близки, занимаясь любовью, что заклятие против одного из них убивало обоих.
– Он ее убил, – подтвердила Моника. Плечи ее бессильно поникли. – Вот тогда я обратилась к вам. Потому что я думала, вдруг вы сможете понять.
– Моника, – сказал я.
Она мотнула головой и сжалась маленьким беспомощным комочком.
– Уходите, – сказала она. – О боже. Пожалуйста, уходите, мистер Дрезден. Я не хочу видеть, как он будет убивать еще и вас.
Сердце у меня в груди превратилось в комок холодного воска. Мне ужасно хотелось сказать ей, что все будет в порядке. Мне хотелось утереть ей слезы и сказать, что в мире не так уж все и плохо, что в нем есть еще радость, и свет, и счастье. Но я сомневаюсь, чтобы она меня услышала. Там, где она оказалась, не было ничего, кроме бесконечной, безнадежной тьмы, полной страха, боли и поражения.
Поэтому я сделал единственное, что мог. Я молча встал и вышел, оставив ее плакать. Как знать, возможно, это поможет ей начать выздоравливать.
Хотя мне это напоминало только звон стекла, выпадающего из разбитого окна.
Уже подойдя к двери на улицу, я краем глаза уловил какое-то движение слева. Из коридора молчаливым призраком выглядывала Дженни Селлз. Она смотрела на меня лучистыми зелеными глазами, такими же, как у матери, как у умершей тетки, с которой они были к тому же еще и тезками. Я остановился и повернулся к ней, уж не знаю почему.
– Вы тот чародей, – тихо сказала она. – Вы Гарри Дрезден. Я видела как-то вашу фотографию в газете. В «Волхве».
Я кивнул.
Долгое мгновение она вглядывалась мне в лицо.
– Вы поможете маме?
Такой простой вопрос. Но как объяснишь ребенку, что все не так просто, что на некоторые вопросы нет простых ответов – или вообще никаких?
Я посмотрел в ее не по возрасту взрослые глаза и торопливо отвел взгляд. Я не хотел, чтобы она увидела, что я за человек, какими ведами занимаюсь. Она вполне могла без этого обойтись.
– Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь твоей маме.
Она кивнула:
– Вы обещаете?
Я пообещал.
Она обдумала это, не сводя с меня глаз. Потом кивнула:
– Мой папа раньше был хорошим, мистер Дрезден. Но я не думаю, что он таким остался. – Лицо ее сделалось горьким-горьким, но это было искреннее, не наигранное выражение. – Вы его убьете?
Еще один простой вопрос.
– Мне этого не хотелось бы, – сказал я наконец. – Но он пытается убить меня. У меня может не оказаться другого выбора.
Она сглотнула и задрала подбородок.
– Я любила тетю Дженни, – сказала она, и глаза ее наполнились слезами. – Мама нам этого не говорила, а Билли слишком мал, чтобы догадаться, но я знаю, что случилось. – Она повернулась, с большими грацией и достоинством, чем я ожидал от ее возраста, и шагнула из прихожей обратно в коридор. Потом задержалась и оглянулась на меня. – Я надеюсь, что вы из хороших людей, мистер Дрезден. Нам нужны хорошие люди, очень нужны. Я надеюсь, у вас все будет хорошо. – И закрыла за собой дверь.