Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни
Шрифт:
Чайлдз склонил голову чуть набок:
– Так вы ей не доверяете?
– Я не теряю бдительности в ее присутствии, – сказала Мёрфи. – Вот мой ответ.
Тип с выбеленной перекисью шевелюрой обдумал ее слова и снова кивнул:
– Я передам это своему работодателю. Остров будет свободен от его интересов к понедельнику.
– Вы даете мне слово?
– Уже дал.
Чайлдз поднялся с грацией ленивого хищника.
Для смертного – если он, конечно, смертный – Чайлдз был удивительно быстр. И двигался с легкостью профессионального балетного танцовщика. Хотя я сомневался, что в кармане его
– Все, я пошел. Будьте добры, известите меня, если узнаете что-либо еще по теме нашего разговора.
Мёрфи кивнула, так и не убирая руки от пистолета, и проводила Чайлдза взглядом до двери. Чайлдз отворил ее и шагнул на крыльцо.
– Не забывайте, – негромко произнесла Мёрфи, – что мое доверие или недоверие не отменяет того факта, что она одна из моих людей. Если мне хоть на мгновение покажется, что в результате нашего разговора Молли Карпентер причинен какой-либо вред, наша договоренность будет расторгнута и мы перейдем непосредственно к отстрелу. Начиная с вас.
Чайлдз легко повернулся на каблуках, с улыбкой сложил пальцы пистолетиком, нацелил их на Мёрфи, сделал губами «пух-х» и, довершив разворот, вышел.
Мёрфи подошла к окну, у которого я стоял, и наблюдала, как Чайлдз идет по снегу к большому седану и садится в него. Напряжение не покидало ее до тех пор, пока машина не вырулила на дорогу и не скрылась из виду.
Потом она опустила голову и, прислонив ладонь к оконному стеклу, другой рукой потерла лицо.
Я поднял руку, повторяя ее движение, и прижал ладонь с обратной стороны стекла, словно отражение ее ладони; при этом я старательно избегал касаться негромко гудящих оберегов. Размах рук у Мёрфи раза в два меньше моего. Плечи ее вздрогнули.
Она тряхнула головой, выпрямилась, несколько раз поморгала, и лицо ее приняло обычное для копа нейтральное выражение. Мёрфи отвернулась от меня, подошла к дивану и уселась там, поджав колени. Она выглядела крошечной – совсем ребенок, – только морщинки на лице выдавали ее возраст.
Мой взгляд уловил беззвучное движение – и небольшой серый горный лев с надорванным ухом и обрубком хвоста, плавно запрыгнув на диван, устроился рядом с Мёрфи. Она прижала кота к себе, поглаживая серый мех.
При виде Мистера на глаза мне навернулись слезы. Мой кот. Когда чета вампиров Ээбы сожгла мою старую квартиру, я знал, что Мистеру удалось спастись от огня, но не имел ни малейшего представления, что случилось с ним дальше, – меня застрелили прежде, чем я успел вернуться на пожарище. Я помнил, как впервые обнаружил его еще котенком: он забрался в мусорное ведро, тощий и голодный. Мистер был моим жильцом, а возможно, и настоящим хозяином квартиры с тех пор, как я приехал в Чикаго. Веса в нем добрых тридцать фунтов, и он полон кошачьей надменности. Тем не менее он был так добр, что всегда появлялся, когда я пребывал в раздрае, давая мне шанс понизить кровяное давление, гладя его или уделяя ему внимание каким-нибудь другим образом. Уверен, со своей стороны он считал это едва ли не божественной милостью.
Кошки – они такие.
Не знаю, сколько я простоял так у окна. Очнулся я, когда рядом со мной возник сэр Стюарт.
– Дрезден, – шепотом произнес он, – с юго-востока приближаются несколько созданий.
– То, что вас прежде
Он поморгал, уставившись на меня, потом тряхнул головой и взял себя в руки:
– Их там с полдюжины, и столько же машин.
– Понял. Скажите Морти, пусть не выходит из машины, пока я не смогу их опознать, – сказал я. – Но подозреваю, ему ничего не угрожает.
– Ничего? – переспросил призрак. – Значит, вы знаете их?
– Пока не уверен, – мотнул головой я. – Сейчас увидим.
Десять минут спустя я стоял и, мурлыча себе под нос незатейливый мотивчик, наблюдал за сборищем в гостиной у Мёрфи. Сэр Стюарт стоял рядом и не без любопытства прислушивался.
– Прошу прощения, чародей, – заметил он, – но что это за мелодию вы пытаетесь исполнить?
Я изобразил губами звук фанфар главной темы, а затем постарался как можно точнее попасть в тональность закадрового голоса:
– В большом зале Лиги Справедливости собрались четверо величайших героев Вселенной, порождения легенд глубокого космоса!
Сэр Стюарт нахмурился:
– Порождения ле…
– Легенд глубокого космоса, – повторил я тем же дикторским тоном.
Сэр Стюарт сощурил глаза и слегка отвернулся от меня, напряженно расправив плечи:
– Бессмыслица какая-то. Абсолютная. Бессмыслица.
– В семидесятые это показывали по субботам, по утрам, – пояснил я и кивнул в направлении комнаты за окном. – И здесь у нас происходит что-то в этом роде. Хотя для зала Лиги Справедливости комнатка немного маловата. Должно быть, в те времена недвижимость была дешевле.
– Гости собрались, – заметил сэр Стюарт. – Вы их знаете?
– Большую часть, – кивнул я и тут же задумался. – По крайней мере, знал полгода назад.
Многое изменилось – начиная с короткой стрижки Мёрфи. Я начал представлять сэру Стюарту тех, кто был мне знаком.
За спиной у Мёрфи стоял, прислонившись к стене и сложив мускулистые руки на груди, Уилл Борден. Роста он был ниже среднего, зато сложения далеко не среднего, а на порядок выше. Одна мускулатура, ни капли жира. Я привык видеть его в обычной обстановке, в деловом костюме – конечно, когда он не превращался в огромного темного волка. Сегодня он красовался в тренировочных штанах и свободной футболке – такая одежда удобнее, если надо быстро перекинуться. Уилл отличался спокойным характером. На такого можно положиться. Еще он возглавлял небольшую шайку местных юнцов – все они, само собой, уже выросли, – которые научились перекидываться волками. Они называли себя Альфами с таких незапамятных времен, что я даже привык к этому дурацкому названию.
Я не привык к Уиллу, играющему роль тяжеловеса, но именно ее он явно исполнял теперь. Лицо его казалось почти угрюмым, а в глазах горела сдерживаемая агрессия. Он производил впечатление человека, готового не просто подраться, но с радостью ввязаться в драку при первой же возможности.
Недалеко от Уилла свернулась калачиком на диване другая девица из Альф, с прямыми волосами серого, я бы сказал, мышиного цвета. Вид такой, что дунь – улетит. Глаза застенчиво глядели из-под очков и падавшей на них челки, – казалось, она смотрит разом на всех, и ни на кого в особенности.