Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
Томас сделался неестественно неподвижен, и хотя глаза его также расширились, он напоминал мне скорее пригнувшегося перед прыжком кота.
Молли чуть откинулась назад, и с губ ее сорвался негромкий стон. Глаза ее наполнились слезами.
— Господи, — произнесла она. — Господи. Нет. Нет, как вы прекрасны. Господи, вам ведь так больно, вам столького не хватает. Дайте я вам помогу… — Она схватила его за руку.
Томас не шелохнулся от ее прикосновения. Ни единый мускул не дрогнул. Глаза его очень медленно закрылись.
— Мисс Карпентер, — прошептал он. — Не трогайте меня. Пожалуйста.
Рука
Кажется, я пытался что-то сказать в знак протеста. Ни тот, ни другая этого не услышали.
Он придвинулся к ней вплотную — движение вышло одновременно кошачьим и змеиным. Молли затрясло. Она облизнула губы и подалась навстречу ему. Губы их встретились, тело ее дрогнуло, напряглось и застыло. С губ сорвался еще один едва слышный вздох, глаза ее закатились, и Томас вдруг крепко прижался к ней. Молли начала ритмично поводить бедрами. Ее руки поползли вверх и принялись теребить его шелковую рубаху, нашаривая пуговицы, гладя обнаженную грудь…
Мыш врезался в Томаса пушечным ядром.
Столкновение оторвало моего брата от моей ученицы и швырнуло на кирпичный выступ камина. Томас вскрикнул от неожиданности, боли и ярости, но прежде, чем он успел опомниться, зубы Мыша сомкнулись у него на горле.
Пес сомкнул челюсти не до конца — но кончики его клыков погрузились-таки в плоть, и он с рычанием продолжал удерживать Томаса на месте. Рука моего брата осторожно шевельнулась в направлении стальной кочерги, что висит у меня рядом с камином. Мыш заметил это и предостерегающе встряхнул Томаса, отчего зубы погрузились еще глубже. Брат не убрал руки от кочерги, и пес напрягся.
Я усилием воли встряхнулся, приходя в себя.
— Томас, — окликнул я слабым голосом.
Он застыл. Мыш навострил ухо.
— Томас, — прохрипел я. — Не смей. Он защищает девочку.
Томас издал полный боли задыхающийся звук, поморщился и с видимым усилием расслабился, покоряясь. Напряжение медленно покидало его тело, и он поднял обе руки ладонями вверх, чуть задрав подбородок.
— Все, — прохрипел он. — Все. Я в норме.
— Покажи мне глаза, — потребовал я.
Он повиновался. Они снова сделались светло-серыми, только в уголках их мерцали еще серебристые искры голода.
— Мыш, — выдохнул я.
Мыш осторожно разжал зубы, отпустив Томасову шею, отступил на пару шагов и сел, настороженно опустив морду. Взгляд его оставался прикован к Томасу. Зрелище сидящей неподвижно как изваяние собаки показалось мне неестественным, даже зловещим.
— Мне нельзя здесь больше, — произнес Томас. Укусы на его шее припухли и почернели, словно пес кусал его раскаленными докрасна зубами. — Нельзя, пока она такая вот. — Он зажмурился. — Прости. Я не хотел.
Я покосился на Молли — та съежилась калачиком и дрожала, продолжая дышать часто-часто.
— Убирайся, — сказал я.
— Как ты…
— Томас, — перебил я его, и голос мой вдруг окреп от злости. — Ты же мог искалечить Молли.
Мыш еще раз предостерегающе рыкнул.
— Извини, — повторил Томас. — Извини.
Он обогнул Мыша и вышел, ступая почти беззвучно.
Я посидел с минуту. Мне было больно — практически во всех смыслах этого слова. Все тело неприятно кололо, словно оно затекло во сне, и кровообращение только-только начинало восстанавливаться. Это все огонь Души. Должно быть, я немного перестарался. Страх и адреналин еще некоторое время держали меня на ногах, но теперь действие их иссякло.
Ну, конечно, страх за брата и Молли добавил немного сил — по крайней мере моему голосу, но и этого вряд ли хватило бы надолго. Даже сидеть было больно. И дышать. Любое движение причиняло боль. Правда, отсутствие движения тоже ее причиняло.
Поэтому, решил я, с таким же успехом можно и двигаться.
Я сделал попытку встать, но левая нога решительно отказывалась работать, и мне еще повезло, что я не рухнул поленом на пол. Мыш без предупреждения встал и поспешно вышел в спальню. Я услышал шум, словно он залезает под кровать (при его габаритах ему пришлось бы для этого приподнимать ее спиной). Минуту спустя он вернулся, держа в зубах один из моих костылей, оставшихся от предыдущих увечий.
— Ай, умница, пес, — похвалил я его. Он вильнул хвостом и отправился в спальню за вторым. Вооружившись обоими, я смог-таки встать и проковылял на кухню.
Тайленол-3 — неплохое средство, но держать его в доме без рецепта противозаконно, если только у вас нет канадского паспорта, поэтому в настоящий момент упаковка находилась в тайнике, зарытом в безумном садике моей крестной. В результате по причине отсутствия в доме тайленола-3, а также его менее известного, прожившего совсем недолгую жизнь братца тайленола-2 мне пришлось ограничиться большой дозой обычного тайленола. Боль — ответный удар…
Тут до меня дошло, что я вслух излагаю все эти соображения Мышу, что само по себе заставляло призадуматься, пока не вошло в привычку. Покончив с этим и выпив третий стакан воды, я переместился к Молли и пощупал ей пульс. Сердце билось ровно. Дыхание замедлилось. Глаза оставались полуоткрытыми, смотревшими в никуда.
Я выругался про себя. Чертова девчонка едва себя не угробила. Вот уже второй раз ее едва не слопал вампир, хотя, надо признать, в первый раз это произошло не по ее вине. Все равно нет ничего хорошего в том, чтобы наступать на грабли больше одного раза. И если бы Томас начал по-настоящему ею кормиться, это могло закончиться для нее чем угодно.
— Молли, — окликнул я ее. — Молли, — повторил я уже громче.
Она вдруг резко вздохнула и уставилась на меня.
— Ты мне весь ковер краской изгваздала, — устало сказал я.
Она села, осмотрела себя, с головы до ног перепачканную зеленой краской и снова подняла на меня ничего не понимающий взгляд.
— Что случилось?
— Ты заглянула в душу Томасу. Вы оба утратили над собой контроль. Он тебя едва не слопал. — Я ткнул в нее концом костыля. — Тебя спас Мыш. Поднимайся.