Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
В ветровом стекле показалась больница Кук-Каунти, и я, нарушая правила, развернулся через разделительную полосу, подгоняя «Голубого Жучка» к подъезду для машин «Скорой».
Не дожидаясь, пока машина остановится, Майкл отстегнул ремень безопасности, перегнулся через спинку и достал с заднего сиденья огромный, не меньше пяти футов в длину меч в черных ножнах. Потом выбрался из машины, пристегнул ножны на пояс, снова полез в салон за белым плащом с вышитым на груди с левой стороны красным крестом. Натренированным движением он облачился в плащ, застегнув его у шеи еще одним крестом,
— Неужели хотя бы без плаща нельзя обойтись? — продолжал ворчать я, открывая дверь и с наслаждением вытягивая свои длинные ноги — сами понимаете, с моим ростом вести «Жучка» приходится, согнувшись в три погибели. Потом я забрал с заднего сиденья собственный инвентарь: новые жезл и посох, свежевырезанные, даже немного еще смолистые.
Майкл посмотрел на меня с нескрываемой обидой.
— Плащ, Гарри, такая же важная составляющая того, что я делаю, как меч. И потом, он уж не чуднее той куртки, что на вас.
Я опустил взгляд на свою черную куртку, замечательным образом хлопавшую на ветру. И уж мои черные джинсы и темная рубаха были тонны на полторы моднее его наряда.
— А что в ней такого?
— Ей место на съемках вестерна, — сказал Майкл. — Вы готовы?
Я еще раз испепелил его взглядом — на что он с улыбкой повернулся ко мне другой щекой — и мы зашагали к дверям. Позади, кварталах в двух от нас послышалась полицейская сирена.
— Едва успели.
— Раз так, поспешим, — кивнул Майкл. Он поддернул правый рукав плаща и положил руку на эфес меча. Потом склонил голову и перекрестился.
— Отче милосердный, — прошептал он. — Направь нас и оборони в битве с силами тьмы, — вокруг него снова сгустилось облако энергии, ощутимое примерно как вибрация музыки, проникающая к тебе сквозь толстую стену.
Я тряхнул головой и достал из кармана ветровки кожаный мешочек размером с мой кулак. Некоторое время я путался, что в какую руку взять; в конце концов посох, как и положено, оказался в левой руке, жезл — в правой, а мешочек болтался, зажатый в зубах.
— Солнце село, — процедил я, не разжимая зубов. — Нам пора.
И мы — рыцарь и чародей — бегом ворвались в служебный вход больницы округа Кук. Наше появление привлекло к себе не один взгляд: за моей спиной черным облаком эффектно развевалась ветровка, а белый плащ Майкла и вовсе превратился в крылья архангела, именем которого, собственно говоря, его и окрестили. Мы вихрем пронеслись по служебному вестибюлю и остановились на первом же пересечении сияющих стерильной чистотой больничных коридоров.
Я ухватил за рукав первого же пробегавшего мимо санитара. Тот зажмурился, потом уставился на меня — от фермерских бутсов и до всклокоченных черных волос. Он опасливо покосился на мои посох и жезл, и еще более опасливо — на амулет в виде серебряной пентаграммы, висевший у меня на груди. Судорожно сглотнув, он перевел взгляд на Майкла — высокого, широкоплечего, хранившего совершенно невозмутимый вид несмотря на белый плащ и меч на бедре.
— Ч-чем могу п-помочь? — поинтересовался он, пятясь от нас.
Я
— Здрасте, — прошипел я, продолжая сжимать в зубах кожаный мешок. — Не подскажете ли вы нам, где здесь родильное отделение?
Глава вторая
Мы поднимались по пожарной лестнице. Майклу известно, как реагирует на меня современная техника, и уж меньше всего нам хотелось застрять в лифте и торчать там, пока призрак губит невинные жизни. Майкл шел первым, одной рукой опираясь на перила и положив вторую на эфес меча.
Я поспевал за ним, задыхаясь. У самой двери Майкл задержался и оглянулся на меня. Мне потребовалось еще две-три секунды, чтобы, пыхтя и отдуваясь, догнать его.
— Готовы? — спросил он меня.
— Пх-х-х-фуф, — ответил я и кивнул, так и не выпустив из зубов свой кожаный мешок. Потом выудил из кармана куртки белую свечу и коробок спичек. Чтобы зажечь свечу, мне пришлось прислонить жезл и посох к стене.
Майкл сморщил нос — свечка изрядно чадила — и толчком распахнул дверь. Держа в одной руке свечу, а в другой — жезл и посох, я последовал за ним. Взгляд мой перебегал со свечного пламени на окружение и обратно.
Все, что я видел пока — это обыкновенную больницу. Чистые стены, чистые полы, обилие кафеля и ламп дневного света. Лампы, правда, мерцали едва-едва, словно разом перегорели, так что в помещении царил полумрак. Длинные тени тянулись от стоящего у двери кресла-каталки и сгущались под на редкость неудобными на вид пластиковыми стульями, приставленными к стене в месте пересечения двух коридоров.
На четвертом этаже стояла могильная тишина. Ни голоса из радио или телевизора. Ни звонка внутреннего телефона. Ни шороха кондиционеров. Ничего.
Мы пересекли большой холл; шаги наши гулко раздавались в тишине несмотря на все наши старания ступать тише. Указатель на стене, украшенный ярким пластмассовым клоуном, гласил: «ДЕТСКОЕ И РОДИЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЯ», и стрелка на нем направляла в другой холл.
Я обошел Майкла и заглянул дальше. Холл заканчивался парой качающихся дверей. Здесь тоже стояла полная тишина. Казалось, в детском отделении никого нет.
Свет здесь не мерцал — он погас совсем. Здесь царила темнота. Отовсюду ко мне подступали тени и неопределенные формы. Я сделал шаг вперед, и огонек свечи уменьшился, превратившись в холодную, яркую точку голубого света.
Я, наконец, выплюнул мешок и сунул его себе в карман.
— Майкл, — прошипел я перехваченным от напряжения голосом. — Она здесь, — я повернулся, чтобы он тоже мог видеть свет.
Взгляд его скользнул по свече и снова уперся в темноту.
— Вера, Гарри, вера, — правая рука его потянулась к поясу и медленно, бесшумно потянула «Амораккиус» из ножен. Это его движение показалось мне несколько более ободряющим, нежели его слова. Полированная сталь широкого клинка чуть светилась, и, когда Майкл сделал шаг и остановился рядом со мной, воздух слегка завибрировал от скрытой в нем мощи — веры Майкла, которую древнее оружие усилило стократ.