Архивы Конгрегации
Шрифт:
– Хм...
– Курт явно был занят какой-то мыслью, но делиться с собеседниками ею не спешил.
– Что ж, если мы опросили всех монахинь, то, пожалуй, нам пока больше нечего здесь делать.
– Он прямо взглянул на аббатису: - Всех? До последней послушницы?
Йоханна тяжело вздохнула.
– Да. Всех. Почти... Но неопрошенных осталось всего двое и ни одна из них не может быть вам полезна. Сестра Агнес уже третью неделю находится в лазарете со сломанной ногой - она никак не смогла бы убить Его Преосвященство, даже если бы очень захотела, она и с постели пока
– А вторая?
– А вторая - сестра Бернарда - уже много лет не выходит из своей кельи; она дала обет затворничества. Она не выходила и во двор встречать Его Преосвященство, так что вряд ли сможет сообщить вам какие-то сведения.
– И все же я хотел бы задать ей пару вопросов, - настоял Курт.
– Видеть, она, возможно, и не могла, но могла что-то слышать...
– Брат Игнациус, - в голосе аббатисы послышался холодок.
– Я знаю, что вы ведете дознание так, как предписывают вам правила, и понимаю, что в моих интересах - в интересах всей обители - оказывать вам возможно большую поддержку, но... сейчас я прошу вас воздержаться от вопросов сестре Бернарде. Она вряд ли пожелает на них ответить - Бернарда не разговаривает ни с кем, кроме меня и еще нескольких сестер.
– Сожалею, мать Йоханна, но вам придется убедить вашу сестру ответить, даже если на все вопросы она сможет сказать только "нет, не знаю, не видела".
Аббатиса ничего не ответила, но сжала губы в полоску и, кивнув господам инквизиторам, вышла из своей кельи и двинулась по дормиторию. Подойдя к одной из келий в самой дальней части, она постучала в деревянную дверь. Спустя несколько мгновений в двери открылось узкое окошечко, расположенное на уровне груди. Аббатиса обратилась к невидимой затворнице.
– Сестра Бернарда, ты помнишь, я говорила тебе, что случилось здесь у нас в Сочельник? И говорила, что в обитель прибудут следователи Инквизиции, чтобы расследовать дело? Они здесь и хотели бы задать тебе некоторые вопросы. Не о чем беспокоиться, сестра, эти вопросы они уже задавали мне и всем другим сестрам. Ты ответишь им?
Тихий, какой-то шелестящий голос за дверью коротко произнес:
– Да.
Аббатиса жестом попросила Курта и Бруно подойти ближе, и Курт вновь предоставил помощнику право беседовать с сестрой-затворницей.
– Сестра Бернарда, меня зовут отец Бруно Хоффмайер. Я приношу глубочайшие извинения, что мы потревожили вас и оторвали от молитвы, но нам необходимо задать вам вопросы.
Как и предупреждала аббатиса, сестра Бернарда показала, что ничего не видела и не слышала в тот день. Никаких разговоров под дверью, постороннего шума или чего-то похожего. Впрочем, даже если бы она и услышала, она бы не отворила дверей.
– Прощу прощения за любопытство, - вдруг вклинился в беседу Курт, - а как долго длится ваше затворничество?
– Более десяти лет, - ответила за сестру аббатиса и добавила: - Если вы закончили с расспросами, мы можем оставить сестру Бернарду в покое.
– Закончили, - Курт кивнул.
– И, пожалуй, на сегодня бы больше не станем злоупотреблять вашим гостеприимством, мать Йоханна.
– У
– Некоторые имеются, - пробормотал Курт.
– Но прежде я должен проверить еще кое-что.
Глава 6
– А ведь она нам солгала, - сказал Бруно, едва они покинули стены обители и зашагали к трактиру.
– Когда говорила о том, что не знает среди своих сестер никого, кто бы... Она в тот момент явно о ком-то вспомнила.
– Ты тоже заметил? Прекрасно, значит, я не ошибся. Как бы выяснить, кто эта загадочная сестра? Уж не тщательно ли скрываемая ото всех Бернарда...
– Может быть, и она. Или любая другая - из тех, кто постарше. Если знакомство с фон Пелленхофом имело место много лет назад, то сейчас женщине должно быть никак не меньше тридцати.
– И под этот возраст попадает более половины обители, - кисло улыбнулся Курт.
– Будем снова спрашивать каждую - не доводилось ли ей встречаться с Его Преосвященством раньше?
– А может, поднажмем на аббатису? Я не имею в виду жесткий допрос, разумеется.
– Эта мать Йоханна крепкая штучка, судя по тому, как она держится. Если она решит, что интересы и безопасность обители важнее, чем наше дознание, ничего мы не добьемся. Доказательств ее лжи у нас нет, только предположения. Разве только задержать ее как подозреваемую... но и на нее у нас нет доказательств. Ладно, давай-ка сначала пообедаем, а потом станем размышлять, куда нам двигаться дальше.
Едва только господа инквизиторы поднялись к себе в комнату после превосходного обеда, где Курт, как всегда, не преминул позубоскалить насчет кулинарных пристрастий своего помощника, как за ними прибежал трактирный прислужник и доложил, что господам принесли записку. Записка была не подписана и в ней содержалась просьба встретиться прямо сейчас у рыбной лавки.
– Почерк вроде женский...
– пробормотал Бруно, разглядывая клочок бумаги.
– Ну как, пойдем?
– Пойдем. Лавка - место людное, вряд ли писавший позвал бы нас туда, если бы планировал убрать по-тихому.
Чтобы найти лавку, им пришлось немного поплутать, и Бруно даже начал беспокоиться, дождется ли их таинственный информатор, но когда они завидели нужную вывеску, то убедились, что едва не опоздали. Из лавки как раз выходила молоденькая монахиня с корзиной, полной рыбы. Заметив господ инквизиторов, она махнула им, призывая следовать за собой, и пошла вдоль улицы совсем не в ту сторону, в которую ей следовало бы идти.
Курт и Бруно нагнали сестру-бенедиктинку в несколько шагов, и Бруно забрал у нее корзину, заверив, что ему совсем не трудно понести ее.
– Это ведь вы вызвали нас запиской?
– уточнил Курт.
– Что-то хотели нам сообщить?
– Да, у меня как раз было послушание в городе, и я решила...
– девушка говорила, не глядя на сопровождавших ее инквизиторов.
– Там, в обители, я не посмела сказать при матери-настоятельнице, но... ох, надеюсь, это не повредит ей. Если то, что я видела, окажется важным, а я умолчу об этом из страха - на моей душе будет висеть грех.