Аристократ из прошлого тысячелетия
Шрифт:
— Оль, посмотри на меня и внимательно послушай.
Девушка тут же отреагировала на серьёзный тон отца и послушно убрала технику, выпрямилась.
— Сегодня к тебе на праздник среди приглашённых прибудет один молодой человек. Ты у нас заводила в своей компании, поэтому прошу: будь к нему внимательна, не ссорься на пустом месте. И, пожалуйста, держи своего влюбленного придурка на кротком поводке, — на последних словах Сергей не удержался и скривился. — Если твой Лёня откроет рот в неположенное время…
— Пап! — тут же выпалила Ольга, но была вынуждена замолчать под тяжёлым
— Я тебя предупредил. Никаких вызовов! Митрофановы нам не простят смерть единственного наследника рода. Ты меня услышала?
— Да, пап, конечно, услышала, — понятливо кивнула Ольга и с разрешения отца удалилась из кабинета.
Декабрь уверенно подходил к концу, а вместе с этим старая традиция празднования начала нового года набирала какие-то просто бешеные обороты. В моё время всё было гораздо менее торжественно. Хотя моим временем правила война, праздновать было некогда и особенно нечего, а здесь всем заправляет мир, что создает совсем другое восприятие у населения…
Город постепенно преображался, всё вокруг накрыла пелена снега, плотным ковром присыпав улицы и дома. В первые дни снегопада дорожники сбились с ног, пытаясь предотвратить коллапс дорожного движения, к которому, несмотря на все их усилия, всё равно привел абсолютно неожиданно выпавший в больших количествах в декабре в России снег.
— Разгильдяйство, как оно есть, — слегка по-стариковски ворчал я, пробираясь по сугробам к машине: в такую погоду на клинке лететь, конечно, можно, но крайне неприятно. Шлифовать лицо снегом на большой скорости — то ещё удовольствие. Особенно, когда в этом нет никакой необходимости.
Я наблюдал со стороны, как на домах появляются яркие гирлянды, создавая ощущение, что все попали в детскую сказку, чуял запах мандаринов, который почему-то стойко сопровождал этот праздник даже глубоко в Сибири.
Снующие по улицам города люди стали больше улыбаться, в целом в воздухе как будто концентрировалось ожидание чуда.
Но только вот я прекрасно понимал один простой момент: чем ближе праздники, тем меньше у меня времени, данного свыше. И говоря «свыше», я не имел в виду бога или ещё какую-нибудь мифическую сущность, нет. В моём случае всё было прозаично и более чем реально, речь шла о расследовании императора.
Та фора, которую мне невольно дали, утекала сквозь пальцы, как песок. Обо мне ненадолго забыли, потому что император вовсю готовился к ежегодному балу, плюс отложенный, но не отменённый турнир. Не провести такие громкие мероприятия было бы губительно для образа властителя, народу стоило явить контроль и высшую милость. Хлеба и зрелищ, как говорится. Однако после смерти Стаса Морозов должен был понимать, что, произойди подобное с наследником ещё хоть одного рода, и его власть вполне может пошатнуться. Да и повторного прорыва посреди танцевального зала императорская репутация может и не пережить. Поэтому приготовления велись нешуточные, в том числе в плане безопасности.
Так что продолжающаяся активность Светлого меня не удивляла, он вновь наведался к Милославскому, только на этот раз уже не один, а в компании Молота. Видимо, для прибавления
Я одного понять пока не мог: эти двое вылезших из своих нор и стряхнувших с себя пыль и плесень старых паладинов были напрямую связаны с Морозовым, или же меня сейчас окучивают в два разных расследования от двух противодействующих сторон? Вот уж не хотелось бы попасть между молотом и наковальней… Тем более, что Молот на сцене уже появился.
Но со стороны Милославского я был защищен, этот человек не смог бы меня предать, даже если бы захотел, так что тут я был спокоен, да и поводом для вопросов к Олегу был не только лично я, но и та группа на клинках, которую он явил во время защиты деда от придури Морозова. Когда в один момент является человек с семью десятками незарегистрированных клинков и встаёт на защиту рода Митрофановых, это само по себе внушительный звоночек. Неудивительно, что императора заинтересовал подобный прирост оружия, чьё изготовление уже считается невозможным. И я был готов к интересу, всё-таки подобная демонстрация была запланирована, другой вопрос, что обсудить эту тему с Морозовым мы так и не успели, тот прорыв на балу смешал мне все карты. А ведь я хотел показать императору, что дружить с родом Митрофановых гораздо выгоднее, нежели пытаться нас задавать. Как минимум потому, что клинками я могу и поделиться. А эта валюта стояла выше денег.
Поэтому я ожидал со дня на день получить приглашение на зимний бал, с требованием явиться туда в добровольно-принудительном порядке, и на нём-то уж точно меня возьмут за пуговицу и потребую объяснить наличие столь большого количества драгоценного оружия. Как и потребуют поделиться. И тут вопрос был лишь в том, как много проблем я успею насобирать к тому моменту, что смогу ли заработать на клинках хоть что-нибудь, или придётся ими банально откупаться, чтобы не повесили на меня всех собак.
Но внешние изменения коснулись не только общего вида города. В академии тоже начались приготовления, а вместе с тем последовали и другие странности. На занятиях, где мы создавали функции в демонической слезе и готовились к поездке в заповедник, я стал получать некоторые дополнительные задания от преподавателей. Вроде бы и невзначай, но, проходя мимо, мне на стол клали небольшой листочек с описанием того, что я должен сделать дополнительно к основной работе, выданной всем. И вроде бы ничего сложного, но больше никому такие бумажки на стол не перепадали.
Та же Лебедева хмурилась, но лишь пожимала плечами в ответ на мои вопросы — она не знала, откуда пришла такая команда. Впрочем, я догадывался, всё больше замечая на себе пристальные изучающие взгляды ректора, особенно в столовой, где преподавательский состав нет-нет, да наведывался на общий обед или завтрак.
Я старался делать вид, что ничего не замечаю, вообще прикидывался шлангом и не отсвечивал, но у Старика всегда был очень тяжёлый взгляд, я почти физически ощущал, как он прожигает мой затылок, а потому скрывать свою осведомленность становилось всё сложнее.