Аристократия духа
Шрифт:
– Ну, это не совсем клевета...
– И вы туда же, отец? Tu quoque, Brute...
– Я всего лишь правдив...
– отзывается милорд Эмброз и покидает кабинет сына.
Оставшись в кабинете, Энселм уверяет Эмерсона, что щетина подождет ещё день, лакей, не обращая внимания на нытье господина, намыливает ему физиономию, толстый кот лениво следит за повторяющейся каждый день процедурой, а Энселм, морщась от пены, сетует, почему он не родился котом...
...За завтраком милорд Эмброз наблюдает за сыном и невесткой и окончательно успокаивается. Ничего, на его взгляд, не говорит о раздоре. Леди Эбигейл сообщает, что вечером приедут леди Эмили, леди Джейн и мистер Ренн, а вот Тираллы из-за интересного положения миссис Рейчел не приедут. Миссис Энн тоже не будет. А вот Роуэны обещали быть обязательно.
Сыновья окружают мистера Кейтона и спрашивают, помнит ли он, что обещал научить их различать следы лисицы? Энселм
Милорд не возражает, ватага мальчишек покидает гостиную и на некоторое время в доме воцаряется тишина.
Сам Энселм полдня листает парламентские документы, а потом с куда большим удовольствием берётся за Филдинга. Вечером семейство пополняется гостями. Энселм тепло приветствует друга Альберта, дорогую тетушку Эмили и леди Джейн, которые тут же хватают в объятия своих крестников-близнецов и забывают обо всех остальных. Потом появляются и Роуэны - Остин и Мелани с двумя сыновьями. Некоторое время мужчины обсуждают парламентские новости, перебрасываются в карты, при этом мистер Кейтон и мистер Роуэн сочувственно слушают сетования друга Альберта на свою проблему: в семье всё ещё нет наследника, три дочери. Если и на этот раз будет дочь - он станет посмешищем в клубе. Остин уверяет его, что на этот-то раз ему должно повезти, Энселм вторит ему. Он преисполнен сопереживания, всегда готов помочь другу деньгами и советами, но тут-то чем поможешь? При этом, бросая искоса взгляд на своих отпрысков, Кейтон опускает голову, ибо не в силах сдержать самодовольную улыбку.
Леди меж тем говорят о последних модах, об изобилии фруктов этого года и об общих знакомых.
Спускается ночь. В супружеской спальне Энселм несколько раз страстно доказывает супруге, что по-прежнему влюблен в неё, как в тот день, когда подвёл к алтарю. События, предшествовавшие женитьбе мистера Кейтона, достаточно вразумили его, и сегодня Энселм дорожит своим супружеским счастьем, как сокровищем. Мужа и жену связывает чувство пламенное и сильное, ничуть не остывшее за минувшие годы. После того, как восторги пары утихают, Кейтон клянчит у супруги дочку. Эбигейл и сама мечтает о дочери, но, покоясь в объятьях супруга, пожимает плечами. Человек предполагает... Она уже хотела дочку, как Энн - сына, и что? Ещё два сорванца... И, естественно, во всем винит супруга. Энселм сонно уверяет, что он не виноват, и лениво поднимается. Он знает, сколь бесполезны все просьбы не гнать его с брачного ложа, и вот он уже уныло плетётся тёмными коридорами в свой кабинет. Женитьба благотворно сказалась на мистере Кейтоне, полностью излечив от бессонницы, но при этом бросила его в другую крайность: он спит по десять часов в сутки, да ещё вдобавок начал совершенно невозможно храпеть. В итоге было решено укладывать его на ночь в левом крыле дома, за гостиной, бальным залом и библиотекой. Так всем остальным членам семьи порой удаётся выспаться.
...В кабинете возвращения мистера Кейтона, постоянно изгоняемого из супружеской спальни, на толстом фолианте Шекспира преданно дожидается упитанный полосатый кот, в котором сегодня никто не узнал бы худого и взъерошенного котёнка Трюфеля. Он укладывается в ногах Энселма и под мерный храп мистера Кейтона засыпает, свернувшись клубком. Трюфелю храп хозяина нисколько не мешает. Quiet conscience sleeps in thunder ...
"Нана"?
Что до самой Нана - прочтите начало романа, потом - начало романа Карла Гюисманса "Марта", появившегося на четыре года раньше. Это полный плагиат. Но дальше образ Нана просто разваливается. Она - то по малограмотности и глупости не может написать письмо любовнику, то через двадцать страниц роняет фразы, которые сделали бы честь Екатерине Медичи. В третьей части это снова тупая курица, в четвертой у нее хватает ума разорить миллионера. Золя, по-моему, просто собрал рассказы друзей о десятке проституток и скомпоновал в один образ. А уж её внешность... Это рыжая женщина с ярко-красными губами. Вы только представьте себе это чудище... У меня мороз по коже идет от одного описания.
Тип этого разоряющегося (забыла имя) тоже крайне неубедителен. Это истово религиозный человек, неожиданно в зрелые годы запавший на проститутку... Но опыт говорит, что такое, хоть и случается, заканчивается быстро - и покаянием. Золя же не религиозен и описывает какую-то нелепую любовную одержимость верующего, длящуюся годы...
"Свежо предание-с, да верится с трудом"(с).
При этом сам Золя был сыном итальянского иммигранта-буржуа, он рано женился и двадцать лет честно жил с женой в трезвом буржуазном браке. Жил бы и дальше, но она была бесплодна, и под старость Эмиль загулял со служанкой жены, которая родила ему двоих детей. Золя описывал дома терпимости со слов друзей, и в этом откровенно признавался. Ну а рассказы, точнее, фатазии друзей... все мы знаем. Сам же Золя был слишком известен и солиден, чтобы там появиться - в буржуазной среде это считалось дурным тоном, нереспектабельным, и потому-то для него проститутки и публичные дома имели легкий флер манящей загадочности. Самое же смешное, что все исследования о проституции XIX века почти полностью опираются на Золя.