Арка третья: "Лопата кумкватов"
Шрифт:
— В руинах погорелого театра
остались тени прежнего величья,
но стоят ли они того вниманья,
что мы им безнадёжно уделили? — донёсся до него знакомый голос из-за обгорелой полуоткрытой двери.
— Пускай всё это выглядит ужасно,
и мы сейчас не видим
но это место дорого как память,
историей своей весьма богатой, — возразил ему второй знакомый голос.
— Ну, что же, сожалеть о совершённом
не будем мы, пусть даже это глупо.
Что сделано, то пусть пребудет с нами
как память опрометчивых решений, — признал первый.
— Мои сиблинги хотят сказать… — начал третий, но осёкся.
— Мастер Полчек! Это вы! — завопила Фаль. — Лопни мои глаза! Завернись мои уши! Посмотрите, Мастер Полчек вернулся! Ура!
Гномиха кинулась к растерянному драматургу и обняла его чуть выше коленей.
— А вы говорили, что я дурочка! Что не надо было связываться со «Скорлупой» снова! А посмотрите — здесь Мастер Полчек!
Драматург присел на корточки, чтобы не возвышаться над гномихой, и неловко обнялся с ней.
— Но, Фаль, — сказал он удивлённо, — как же вы…
— Полчек, вау! — завопил от избытка чувств рыжий табакси, уже успевший испачкать любопытную мордочку в копоти. — Йоу, Мастер, это реально круто, что вы здесь!
— Мастер Полчек! — Пан почтительно склонил рогатую голову. — Я счастлив видеть вас снова! Признаюсь, я был полон скепсиса и пошёл на это, лишь устав слушать нытьё Фаль, но теперь посыпаю главу пеплом, которого тут, по счастью хватает. Я был неправ. Раз вы здесь, в «Скорлупе», — мы снова «Дом Живых»! Всё будет как раньше и даже лучше!
— Семья снова в сборе, — сказал Кифри, обнимая драматурга сильными руками, — я счастлив буду забыть период, когда это было не так.
— Но, друзья мои, — растерянно сказал Полчек. — Я узнал, что «Скорлупа» продана…
— Это мы её купили, мы! — запрыгала радостно Фаль. — Хотя все они были против, но я настояла!
— Но откуда у вас такие…
— Ха, Мастер Полчек, — засмеялся табакси, — вы себе не представляете, как удачно всё повернулось! Муниципалитет выставил здание на продажу, но его никто не хотел брать даже по начальной стоимости!
— Ещё бы, — хмыкнул Пан, — кому нужны огромные горелые развалины посреди города? Они велики для любого бизнеса, а восстанавливать его за свой счёт дураков нет. То есть не было, пока мы не приехали…
— В общем, — продолжил Рыжий Зад, — на каждый следующий муниципальный аукцион «Скорлупу» выставляли всё дешевле и дешевле, пока цена не снизилась до символической — в один
— И тут мы его и купили! — радостно заявила Фаль. — Кстати, вы тоже совладелец, Мастер, вы же ещё со Всеношны входите в список акционеров «Дома Живых». Спичка так документы оформила. Завирушка тоже, хотя ей теперь, конечно, не до нас…
Гномиха вздохнула и добавила:
— Скучаю по этой девчонке. Теперь небось никто не поверит, что эти самые уши щекотали пятки Птенца Вечны! — Фаль встряхнула ушами так, что они затрещали. — У неё всё хорошо, Мастер?
— Лучше, чем могло бы быть, — уклончиво ответил Полчек. — Но что вы собрались делать со «Скорлупой»? Здесь же ремонта на тысячи пазуров!
— Не знаю! — легкомысленно заявила гномиха. — Это был порыв!
— Порыв, за который нам теперь насчитают тьму налогов, — буркнул Пан. — Горелая она или нет, а это самая крупная недвижимость в городе… Но вы здесь, Мастер, а значит, что-нибудь непременно придумаете!
— Спасибо, друзья, я тоже рад вас видеть, — Полчек был растроган.
* * *
— Святые нефилимы! Ну и бардак тут у вас! — недовольно пробурчал молодой гоблин, оглядывая помещение. — А который тут будет господин Полчек?
Драматург расположился в одной из бывших гримёрок, которая пострадала от огня меньше остальных. «Скорлупа» такое большое здание, что даже сильный пожар уничтожил не всё. Нашлись и почти целые комнаты, и почти негорелая мебель — крошечная и неприхотливая труппа кое-как разместилась. Выгоревший атриум, бывший некогда зрительным залом, стал временным стойлом для Шурумбурма, отчего белый ленивец приобрёл цвет копоти и пепла. Первое после возвращения представление, к которому готовится коллектив, придётся давать с откидных подмосток фургона.
— Я Полчек, — ответил он.
— Да, похож, — кивнул удовлетворённо гоблин. — Письма в Мрачные Топи идут долго, но, как только я его получил, сразу отправился в путь. Вижу, что не зря…
Он обвёл недовольным жестом закопчённые стены, заколоченное досками окно, обгорелый с угла диван, стоящий вместо одной ножки на кирпичах, и заваленный грязными стаканами стол. Полчек отодвинул растущую перед ним стопку исписанной бумаги и спросил удивлённо:
— Какое письмо?
— От дяди же.
— Чьего дяди?
— Моего дяди, эй! Чего бы чужому дяде мне писать?
— Так, — сказал Полчек, — давай с начала. Ты кто?
— Я — Ромеро Румпель Первый. Мой дядя, Франциско Шнобель Пятый, написал мне, что стал совсем стар и, поскольку не имеет наследника, оставляет своего хозяина, некоего господина Полчека, в наследство мне.
— Но в его завещании… Ой, прости, — спохватился драматург, — я не сказал тебе, что он умер…