Шрифт:
Я кормлю уток, наклонясь с бетона к болотному компоту с разводами на дне. Приятны близкие, даже если это утки. Душа радуется от бестолковости... Вылитая я... По охотному подрагиванью клювов кажется, они меня узнают. Они, несмотря на патологическую глупость, приближаются только к детям. Ученые. Будешь ученым, когда рядом два голодных общежития, организация с регулярно и активно любящими природу сторожами и точка общепита с дурной репутацией. Лестно заблуждаться, что фауна тебя отличает, но я скорее ошибаюсь - родственные души не бывают смышлеными, знаю по себе. Просто они жадные, и с глазами у них плохо. Чтоб взяли кусок хлеба, надо запихивать в глотку. Селезень нахальнее. Вырывает у серых клуш куски из-под носа. Это нам тоже знакомо... Мечтательно тянет швырнуть в него кирпичом, но не будем пугать водоплавающих. Приходится точнее кидать, когда получается - прицельное метание хлеба все равно
Откуда здесь чайки? Москва - порт пяти морей... Пыль над развалинами рассеялась, а побочные продукты резкими зигзагами бликуют где-то в области периферийного зрения. Зазеваешься, вырвут хлеб из рук. Наглые твари, ничего не получат. Они на меня не похожи. Сами пропитаются с такими замашками. До водохранилища добрых полкилометра, но они как чуют дистанционно... Я машу рукой, топаю ногой, но что им мои конечности... если бы хоть рогатку.... Только дитя, утонувшее в штанишках на вырост, оторопело смотрит, как дергается тетя. Бабушку тетины припадки не волнуют, ее заботит, чтобы дитя не упало в воду. Одной рукой она держит его за пояс, а другой подает пакетик: "Держи кусочек... Скажи: утя, утя, утя..."
Она уже косит глаз в мою сторону, как на личного врага: кто посмел узурпировать уток? Бабушки страшней, чем чайки - адекватности иной раз столько же, а масса нападения значительней... Я бросаю в воду остатки батона и поворачиваю прочь от греха. Она не поняла, что от моего отсутствия лучше не станет. Птицы вернутся в середину пруда, и поди их вымани. Можно пожалеть дитятю, двинуться берегом во главе косяка и подвести уток прямо в нужную точку, но ребенок должен знать, что глядеть волком на окружающий мир себе дороже выходит.
Я иду, топча рисунки мелом, по дорожке, лузгаю семечки, одновременно впитываю глазами пейзаж и уворачиваюсь от любителей велосипедо-роликов. Что им ногами не ходится... и кто им сказал, что я похожа на мишень... не понимаю. "Купаться запрещено". Кто бы сомневался... В парке чувствуешь себя, как на дне кастрюли с эмалированной крышкой. Небо чистое, без облачка. Белое небо, как молоко... именно в парке белое. То ли зрительная иллюзия, то ли общежитские студенты коноплю растят рядом... Даже поросль дурных грибов в виде новостроек не сильно режет глаз. Сейчас окрестные дома закатно розоваты, и только мертвая башня грузно-серая, как свинец. Башня не меняет цвет ни при каких погодных условиях. От тридцатилетней пропитки водой снаружи и изнутри ее материал приобрел такие хитрые физические свойства, что световые лучи отражает с трудом. Оконные глазницы пустые и черные. Ирка говорила, там вроде сатанисты обитают... или сатанисты в больнице у станции "Ховрино"?.. А здесь анархисты тусуются и бойцовых собак натаскивают?.. Кто их поймет, окружающая биосреда так разнообразна, что всех помнить, кто где, мозгов не хватит.
Я иду, нюхая растертый в пальцах цветок ромашки и отбрасывая в сторону носком туфли красные упаковки от пистонов. Вот, значит, где вчера бабахало весь вечер... Цветы жизни чертовы... Как бы я пела, будь у меня дети?... Наверное, умилялась бы, как моя сестра с сумасшедшим мужем, которые восторгаются, когда племянники обдирают обои и заливают соседей. Но мама думает иначе... Мама обо мне плохого мнения. Она и племянников держит подальше, чтобы я плохо не влияла, хотя после Марика - их папаши - мне там вообще делать нечего. Но Марик солидный семейный человек, положительный отец семейства, и у него душа исследователя, а я - семейный урод, с двумя неудачными мужьями в прошлом, неизвестно чем в настоящем, и детей мне бог не дал не зря... Когда наши государевы люди похватались за свечки и встали строем к алтарю, мама тоже решила поверить в бога, правда, у нее религиозное чувство больше на интуитивном уровне, в комплекте с астрологическими прогнозами и экстрасенсами, в которых "что-то есть".
Я перехожу дорогу и двигаюсь к себе. У Иркиного магазина с облаков кричат "Эй!.." Я поднимаю голову, и на меня острием в щеку пикирует бумажный голубь. Учись меткости, родная... Ирка машет рукой.
– - Зайди!
– говорит она.
– Или торопишься? Под-держи общество!
Лицо румяное, как из парилки. Я поднимаю голубя, разворачиваю бумагу и разглаживаю на ладошке. Акт о приеме работ по установке холодильного оборудования. С подписью и печатью. Ну-ну. Даже будь нужен, теперь не годится.
– - Чего?
– кричу я, задрав голову.
– - Ренат отмечает!
– говорит Ирка.
– Видеокамеру купил.
Это надолго. Скорее на весь вечер. Планов у меня нет, но я наслаждаюсь собственной трезвостью,
– - Не могу!
– говорю я, махнув рукой.
– Звонка жду. Прощайте, красотки.
Ирка еще машет рукой и исчезает, а я представляю очередную пьянку в подсобке, ящики, коробки, Рената, теток из соседнего ателье и, довольная собой и собственной твердостью, напевая, иду дальше.
Я подхожу к булочной у метро и нюхаю воздух. Не пахнет. Раньше пахло... В детстве булочная занимала весь первый этаж, и перед праздниками мы всегда стояли в длинной очереди за тортом. Как-то бабушка купила мне здесь коробку сахарных фигурок. Думаю, что для бабушки с ее колхозной пенсией и копеечный сахар был роскошью... Там были машинки... слоники, кажется... Потом булочная неуклонно уменьшалась - к ней подселились обменник, ювелирный, продуктовый... и здесь перестало пахнуть хлебом. Без бабушки мне б плохо пришлось. Она мне оставила квартиру, куда я пришла после развода - налегке, с парой тряпок, хранящих следы зубов от мертвой хватки моего супруга, исполненной благородного негодования... Мама недовольна, что я занимаю квартиру. Если бы не я, они бы кстати ее сдавали, потому что мятущаяся душа Марик зарабатывать не умеет... Маме хотелось, чтобы я жила у мужа, и была обеспечена. Иначе она не может гордиться мной... Однако вешаться не тянет даже ввиду презираемости. Они не представляют, каким геморроем бы обернулась им сдача квартиры. Они бы забыли о спокойной жизни. Мой дом не выносит, когда сдают квартиры. Два прецедента уже было - может, и больше, других не знаю. На девятом этаже обитали два молодых человека, жили очень тихо, музыку не слушали, баб не водили, скандалов не устраивали... Только как-то утром, не торопясь, вышли к своему авто, один из них тупо пнул ногой колесо, машина дрогнула, под днищем что-то щелкнуло, упало, и на свет медленно выкатилась граната. Что называется, "звеня и подпрыгивая". Молодые люди отреагировали подозрительно - не ахали, не кричали, даже не удивились, а только молча, не медля ни секунды, бросились мордами вниз на газон. Поэтому не пострадали. Вообще никто не пострадал - на детской площадке за ранним часом никого не было. В доме напротив вынесло большое стекло цокольного этажа, и сработало энное количество сигнализаций в окрестных дворах. После взрыва молодые люди поднялись, отряхнулись, прочистили уши, направились к улице, проголосовали, сели в первую остановившуюся машину, уехали, и больше их никто тут не видел. Даже участковый, который неделю сидел в засаде... А во втором случае квартиросъемщик то ли попал в КПЗ, то ли ушел в загул, в квартире без него скончалась собака, через некоторый срок в коридор неслабо потянуло, перепуганные соседи вызвали милицию, дверь вскрыли с понятыми, потом запечатали, потом кто-то сорвал печати... В общем, к любому нанимателю по два раза на дню ходили бы всякие делегации с проверкой, все ли в порядке.
Тем более, что наш дом не простой. Наш дом населен людьми, сильно пострадавшими при переходе государственной власти из одни руки в другие. Часть контингента успешно вписалась в капиталистическую действительность, но этим некогда плевать в соседский суп. А бывшие двадцатые секретари райкомов, министерские секретарши, профсоюзные машинистки, председатели народного контроля и иже с ними оказались не у дел, обнищали, озлобились, и яростно, как только эти ребята профессионально умеют, портят жизнь всем, кто попадется под руку. Если б не пятнадцатый этаж, я бы поднималась по пожарной лестнице, подальше от посторонних. Да и то, натыкаясь на чьи-нибудь лязгающие челюсти, я даю себе клятву заняться альпинистским спортом, тем более что здоровью только польза. Правда, лень побеждает. Пока побеждала...
Зачем Ренату видеокамера?... Он сам говорит, что пять лет без отдыха. Снимать оптовые базы, налоговые инспекции и любимых покупателей? Дачу взяток из-под полы? Тут он преуспеет... Или собрался куда-то? А на кого оставит магазин, не представляю? Впрочем, его дело.
Я иду дальше. Арбузы... нет, я раньше августа арбузы не беру. Я не питаюсь удобрениями. А вот яблоко я бы купила. Яблоко... Да... С него еще можно срезать шкурку, посушить и бросить в чай. При условии, что яблоко будет настоящее, а не парафиновые чушки, которые пять лет везли на пароходе из Новой Зеландии... Когда созреют коричные, я куплю килограмм на базаре, поставлю полную тарелку на кухонный стол, буду в день съедать по штуке, и недели две вся квартира будет благоухать свежими, с росой и мокрыми листиками, яблоками... Можно белый налив, но он не такой ароматный... А вот и цирк поехал - лысый мужик на пятнистом камуфляжном джипе с бойцовым псом на переднем сидении. Проплыл куда-то в сторону Смольной. Хорошо хоть, не в наш дом. У нас тоже клоунов хватает, но такого не было...