Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров
Шрифт:
После ухода Мотыгина Голиков направился к себе в кабинет. Здесь он швырнул письмо на стол, запер ключом дверь и опустился в жесткое полукресло.
«Допустим, я даю согласие, и мы с Соловьевым встречаемся, — думал Голиков. — Что я могу ему предложить? Чтобы он вышел из тайги и сложил оружие? Да Соловьев расхохочется мне в лицо. Он понимает, что сегодня я ничего с ним поделать не могу. Тогда для чего он меня зовет? Чтобы я пошел к нему в отряд? Но в тайге я Соловьеву не нужен, хотя ему и было бы лестно, если бы я поступил
«Но обожди, — сказал себе Голиков, — Мотыгин вспомнил, что Соловьев подбрасывал письма и раньше. Вероятно, его люди следят, чтобы пакет попал по назначению. А если я подброшу письмо Соловьеву? Ведь кто-то его подберет? Кто?!»
Голиков взял лист бумаги и написал своим крупным полудетским почерком:
«Иван Николаевич!
Спасибо за приглашение. Я водку-то и свою не пью, а Вашу и вовсе пить не стану. Я лучше из речки, из Июса напьюсь.
Он сразу повеселел, надел китель, отпер дверь и попросил дежурного разыскать Мотыгина. Комвзвода прибежал через несколько минут. Аркадий Петрович протянул ему пакет, на котором было выведено: «Командиру белого горно-партизанского отряда И. Н. Соловьеву. Срочно».
— Что вы его так величаете?
— Существует наука — дипломатия. Она учит даже с врагами разговаривать вежливо. Особенно если вежливость способна помочь делу. Пакет нужно положить на видном месте возле многолавки и посмотреть издали, кто его заберет.
Мотыгин довольно хмыкнул.
— Ясненько. Свое письмо Соловьев мог прислать и с чужим человеком, а забрать должен, кто все время нас тут стережет… Я сделаю вот что, — Мотыгин от удовольствия даже прикусил нижнюю губу, — я пошлю сначала двух ребят поглазастее в дома возле многолавки, они там квартируют, а потом сам положу пакет на крыльцо.
Мотыгин ушел. Голиков, напевая, принялся за работу. Он просмотрел почту, отложил одно письмо и одну разведсводку, которые показались ему любопытными. Четко и подробно, ничего не утаивая, написал в отчете о неудачном преследовании Родионова и отнес фельдъегерю для доставки в Ужур.
Мотыгин вернулся, когда стемнело.
— Письмо забрали, — сказал он, однако вид у него был расстроенный.
— Отлично, — обрадовался Голиков. — Кто взял его: приезжий или кто из местных?
— Этого установить не удалось.
— Что значит «не удалось»? Людей в соседние дома вы послали?
— Послал. Бойцы говорят: пока было светло, письмо лежало. Когда стемнело, оно исчезло. Оба наблюдателя божатся, что не спускали с пакета глаз.
— Но не святой же дух его забрал!
— Кто знает…
Было очевидно: люди Соловьева круглосуточно пасутся возле штаба. При
Над неудачами Голикова потешались сразу в трех местах: в штабе Соловьева, в штабе Сибсводотряда в Ужуре, в штабе ЧОН губернии. Мол, это тебе не Москва. И даже не Тамбовщина. Поражение Голикова. в первой же операции стало как бы коллективным уроком для самонадеянного мальчишки. Уроком, преподанным сразу с двух сторон.
О ликовании «отцов-командиров» на пространстве от Ачинско-Минусинского района до Красноярска Голиков догадывался по намекам в начальственных распоряжениях и по оттенкам реплик во время нечастых телефонных разговоров. То и другое он воспринимал спокойно. Плохо было, что почти не спал: до рассвета сидел за столом.
Наконец, отправил в Красноярск несколько страниц. Это был его рапорт на роскошной разлинованной бумаге. Страницы были заполнены аккуратным полудетским почерком, который со школьных лет уже никогда не менялся.
Голиков помнил, зачем его прислали из Москвы. Не забыл он и про опыт, который был у него за плечами. Аркадий Петрович лаконично обобщил в докладной записке итоги своих наблюдений и обретенного уже здесь, в Хакасии, опыта.
Аркадий Петрович больше ни словом не обмолвился о своей неудаче, которую сильно переживал, но бумага объясняла, почему неудача оказалось возможной.
Дерзость состояла еще и в том, что Голиков, нарушив субординацию, составил бумагу без всякой предварительной договоренности и направил ее прямо командующему губЧОН товарищу Какоулину, минуя непосредственное начальство в лице товарища Кудрявцева.
Аркадий Петрович еще не знал, что предусмотрительный Кудрявцев к этому моменту успел направить по тому же адресу полдюжины доносов на Голикова. Видя в новом комбате опасного конкурента, Кудрявцев, не откладывая, начал готовить крушение карьеры посланца Москвы.
О населении: Советскую власть не любит. Многие жители, особенно хакасы, по преимуществу поддерживают Соловьева.
О противнике: Соловьев — талантлив. Население темное. Такое сочетание позволило атаману создать великолепную разведку. На него работают старики, калеки и даже дети.
Соловьев, особо отмечал Голиков, применяет (в 1922 году!) методы психологической войны. «…То, что среди населения создаются чуть ли не легендарные представления о неуловимости банды (Соловьева. — Б. К.) и ее вожаков, имеет серьезное основание», — подчеркивал Голиков.