Аркадия

Стоппард Том

Септимус. Которое же?

Леди Крум. Хм… Какими бойкими мы становимся на прощанье! Ваш друг уже отбыл восвояси. И потаскушку Чейтершу с муженьком я тоже выставила. И братца моего заодно — за то, что привез их сюда. Таков приговор. Друзей надо выбирать с умом. Иначе — изгнание! Лорд Байрон — негодяй и лицемер. Чем скорее он покинет Англию, тем лучше. Ему под стать только левантийские [29] разбойники.

Септимус. Вижу, это была ночь откровений и расплаты.

29

Левантийский

Понт — старинное название Средиземного моря.

Леди Крум. Да. Уж лучше б вы с Чейтером прострелили друг другу головы благопристойно, со всеми церемониями, как подобает в аристократическом доме. А так, господин Ходж, здесь не осталось никаких секретов. Все выплеснулось наружу — среди воплей, клятв, слез… К счастью, мой супруг с раннего детства питает пристрастие к стрельбе и потому давно оглох на одно ухо. А спит на другом.

Септимус. Боюсь, я все-таки не понимаю, что случилось ночью в этом доме.

Леди Крум. Вашу шлюху застали в комнате лорда Байрона.

Септимус. А-а… И кто же ее застал? Господин Чейтер?

Леди Крум. Кто же еще?

Септимус. Простите, мадам, простите великодушно за то, что я ввел в ваш дом моего недостойного друга. Он еще поплатится. Даю слово, я призову его к ответу!

Леди Крум хочет что-то сказать, но в эту минуту входит Джелаби с «настоем». Это оловянный подносик на ножках с чайничком, подвешенным над спиртовкой. Еще на подносике чашка, блюдце и серебряная «корзинка» с сухими травами и чайными листьями.

Джелаби ставит подносик на стол и, готовый помочь, остается рядом.

Леди Крум. Я справлюсь.

Джелаби. Хорошо, миледи. (Обращается к Септимусу.) Сэр, вам письмо. Лорд Байрон оставил его у камердинера.

Септимус. Спасибо.

Септимус берет письмо с подноса. Джелаби намеревается уйти.

Леди Крум внимательно смотрит на письмо.

Леди Крум. Когда он оставил письмо?

Джелаби. Перед самым отъездом, ваше сиятельство.

Джелаби выходит. Септимус кладет письмо в карман.

Септимус. Позвольте?

Поскольку она не возразила, Септимус наливает ей чай и передает чашку прямо в руки.

Леди Крум. Не знаю, пристойно ли с вашей стороны получать в моем доме письма от персоны, которой от этого дома отказано?

Септимус. В высшей степени непристойно, миледи, совершенно с вами согласен. Бестактность

лорда Байрона — неиссякаемый источник огорчения для всех его друзей, к коим отныне себя не причисляю. И я не вскрою этого письма, покуда не последую за его автором, также приговоренный к изгнанию.

Она на мгновение задумывается.

Леди Крум. Того, кто читает письмо, еще можно оправдать. Но написавшему нет прощения!

Септимус. Почему вы не родились в Афинах эпохи Перикла?! Философы и скульпторы передрались бы за каждый ваш час и миг!

Леди Крум(протестующе). Ах, в самом деле?!. (Протестуя уже слабее.) Ах, перестаньте…

Септимус вынимает из кармана письмо Байрона и поджигает уголок от пламени спиртовки.

Перестаньте…

Бумага вспыхивает в руке Септимуса, он роняет ее на оловянный поднос. Письмо сгорает дотла.

Септимус. Ну вот. Письмо лорда Байрона, которое не суждено прочесть ни одной живой душе. Я отправлюсь в изгнание, мадам, как только вы пожелаете.

Леди Крум. В Вест-Индию?

Септимус. Почему именно в Вест-Индию?

Леди Крум. Вслед за Чейтершей. Разве она не сказала вам, куда едет?

Септимус. За время знакомства мы не обменялись и тремя словами.

Леди Крум. Естественно. Она приступает к делу без лишних разговоров. Чейтерша уходит в море с капитаном Брайсом.

Септимус. Бравым матросом?

Леди Крум. Нет. Женой своего мужа. А он взят в экспедицию собирателем растений.

Септимус. Я знал, что он не поэт. Оказывается, его истинное призвание ботаника.

Леди Крум. Он такой же ботаник, как поэт. Братец выложил пятьдесят фунтов, чтобы опубликовать его вирши, а теперь заплатит сто пятьдесят, чтобы Чейтер целый год рвал в Вест-Индии цветочки, а братец с Чейтершей будут собирать ягодки. В постели. Капитан Брайс не остановится ни перед чем. Не моргнув глазом обманет Адмиралтейство, общество Карла Линнея и даже Главного королевского ботаника, сэра Джозефа Бэнкса из Кью-гарден. Брайс неукротим, раз уж воспылал такой страстью.

Септимус. Ее страсть столь же кипуча, но направлена не столь узко.

Леди Крум. У Бога особое чувство юмора. Он обращает наши сердца к тем, кто не имеет на них никакого права.

Септимус. Верно, мадам. (Помолчав.) Но разве господин Чейтер обманывается на ее счет?

Леди Крум. Он упорствует в своем заблуждении. Жену считает добродетельной оттого, что сам готов за эту добродетель драться. А капитан Брайс на ее счет нисколько не заблуждается, но поделать с собой ничего не может. Он готов за эту женщину умереть.