Аркан душ
Шрифт:
Оказалось, нет, уже не передумают. Как-то оно и тут, зараза, без магии не обошлось. Особой, змеиной. Самое смешное, что Катюшка, смущаясь и пряча лицо у меня на груди, шепотом призналась, что никакого другого ей не надо, они с Шику теперь оба ее. Насовсем. А всякое там такое... ну ТАКОЕ! Это успеется, когда она сама решит, что готова.
Я покосилась на невозмутимое лицо змеезятя, который сделал вид, что ничего не слышал, с трудом сдержала смешок и тоже шепотом сделала дочери внушение: степень ее готовности мы будем решать как минимум коллегиально.
К
– Катя, срочно найди мне карандаш и лист бумаги!
– шепотом напутствовала я уходящую дочь, и на ее удивление пояснила: - Запишу, как зовут этого нашего... Хаэльреэля, будь он неладен... никак не могу запомнить!
Катерины прыснула в кулак, подслушивающий змеезять тоже сжал губы, скрывая улыбку, подхватил недовольных малышей на руки и они ушли. А мне остался отвар и мысли о том, как и в какой момент сообщить детям, что папа нашелся и скоро придет за нами.
Часть 31
Тут следовало крепко поразмыслить. Понятно, что мелким такие новости ни к чему, а вот Катерина и змеезять... точнее, зятю можно и нужно сказать будет. в подходящий момент. А вот дочь, не смотря на то, что повзрослела душой, все же еще девчонка совсем... сумеет ли она вовремя притвориться, не выдать себя, совладать с эмоциями?
Нет, решено, подожду. Тем более, что мне и самой не следует слишком часто думать о муже и о том, о чем мы договорились с ним в те недолгие часы, пока были вместе. Я могу только ждать и надеяться... ждать сигнала и надеяться на то, что муж придумает, как всех нас отсюда вытащить.
Правда, это вот “не думать о муже” - все равно как в притче о Ходже Насреддине - “не думай о белой обезьяне”. Как можно приказать своему мозгу просто остановить мысли и не вспоминать, не представлять, не загадывать?
А просто. Надо выпить эту подозрительную зеленую жижу из стакана, и сразу в голове сонный туман и никаких почти мыслей. Что за гадостью меня поят и зачем?
Я еще успела заметить, как открылась дверь и на пороге снова возник эльф. Хала...Хаэ...тьфу.
– Первородные никогда и никому не позволяют коверкать свои имена, ты знаешь об этом?
– высокий блондин с длинными ушами прошел в комнату и сел ко мне на кровать. Интересно, я что, под влиянием отвара начала думать вслух?
– Эльре. Ты можешь называть меня Эльре, маленькая птичка. Не сопротивляйся... вот так... спи, михеле, закрывай глаза. Я заберу из твоей памяти все, что случилось... все... ты будешь думать, что в то самое утро просто не дождалась меня в башне и заснула. Лонндарийские травы помогают очистить разум, делают память мягкой, как глина, и позволяют снять с нее оттиски, а потом изменить, вылепить новую... и заодно сам пройду по твоим следам, загляну в лицо каждого степного варвара, чтобы найти и убить!
Его
Я резко распахнула глаза, оттолкнула склонившегося надо мной эльфа и зло зашипела:
– Не смей лезть в мою память!
– Натаэль?
– кажется, эльф больше удивился, чем рассердился. - Не сопротивляйся, михеле, тебе лучше забыть все, что случилось.
– Еще чего!
– страх придал мне сил, и я, не смотря на сонную одурь, сковывавшую и без того слабое тело, резко отодвинулась на другой край кровати.
– С моим телом ты можешь делать все, что захочешь, я не могу тебе помешать! Но в голову мне лезть не смей! Я лучше ее о стену разобью, чем позволю просто стереть себе память!
– Что за глупости, Натаэль, - немного растерянно, но уже теряя терпение, спросил эльф, не делая попыток подтащить меня обратно. Он вообще встал с постели и даже отошел на шаг, видимо, чтобы я не наделала глупостей.
– Ты не в себе. Испытания оказались слишком... непосильными для слабого женского разума. позволь мне помочь тебе, не сопротивляйся, иначе...
– Слушай, - я попыталась успокоиться, выдохнуть и говорить как можно убедительнее.
– Это МОЯ память. Мой опыт. То, что делает меня мной. Его нельзя трогать, изменять, месить как глину! Это хуже, чем если меня убить! - господи, ну и чушь я несу... то есть, не чушь, в целом-то так оно и есть, но причины сопротивляться у меня совсем другие.
– Это какой-то религиозный запрет из твоего прежнего мира? Обычай?
– Да!
– я даже обрадовалась тому, что эльф, как всегда, сам придумал объяснение.
– И я...
– Врешь, - как-то устало констатировал мужчина, резким броском преодолел разделяющее нас расстояние, схватил меня, прижал к кровати, поймал мой взгляд и... что-то сделал, так что теперь я смотрела ему прямо в глаза и не могла даже моргнуть.
– Почему ты сопротивляешься?
– его голос звучал как-то тягуче и гулко, словно у заезжего гипнотезера в гарнизонном клубе, куда мы как-то ходили еще школьниками. И не ответить на заданный вопрос я почему-то не могла.
– Я не хочу, чтобы кто-то это видел!
– все, что мне удалось буквально выплюнуть сквозь сжатые зубы.
– Глупая девчонка! Смотри мне в глаза!
– тоже зло и резко приказал мой мучитель, а дальше...
Все, что я смогла - это зацепиться разумом за одну единственную картинку: ночь, юрта, ворох шкур и ковров, жесткие веревки на запястьях и лодыжках, кожаный кляп в зубах и размеренные движения нависающего надо мной мужского тела, лица которого я в этот момент не вижу.