Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник)
Шрифт:
– Жизнь надоела?
– Глупая сука зажмуривается, когда спускает крючок! – ответил тот, не обращая внимания на тон графа.
– И все же стреляет метко, – злобно ответил граф, – и этим поднимает боевой дух ублюдков. А их и без того не нужно воодушевлять, видит бог.
– Но я жив, милорд, – весело заметил сэр Саймон. – Она хотела меня убить. И не вышло. Медведь цел, а собаки остались голодными!
Он ожидал поздравлений от окружения графа, но советники отвели глаза. Рыцарь принял их подавленное молчание за зависть.
«Этот сэр Саймон – чертов болван», – подумал граф и поежился.
Он бы не так возражал против холода,
Четверо из них были рыцари, подобно сэру Саймону приведшие на войну собственных солдат, но остальные – наемники, платившие своим людям за службу графу. Трое бретонцев с белыми горностаевыми гербами герцога Бретонского возглавляли солдат, верных герцогу Монфору, а остальные были английские командиры, все низкого рода, загрубевшие на войне. Здесь был и Уильям Скит, а рядом с ним Тотсгем, начавший свою карьеру как простой солдат, а теперь возглавлявший сто сорок латников и девяносто стрелков на службе у графа. Оба никогда не участвовали в турнирах, да их бы никогда и не пригласили, но оба были богаче сэра Саймона, и это его раздражало. «Мои боевые псы» – так граф Нортгемптонский звал наемных командиров, и он любил их; впрочем, граф имел странное пристрастие к компании черни. Уильям Богун, хотя и приходился двоюродным братом королю, с радостью пил с людьми вроде Скита и Тотсгема, ел с ними, говорил по-английски, охотился с ними и доверял им. Сэр Саймон чувствовал себя исключенным из дружеского круга. Если кто-нибудь в войске должен был быть близок к графу – то только он, сэр Саймон, знаменитый победитель турниров. Но граф Нортгемптонский предпочитал валяться в канаве с чернью вроде Скита.
– Как там дождь? – спросил граф.
– Снова начинается, – ответил сэр Саймон, подняв голову к потолку шатра, по которому барабанили капли.
– Все ясно, – угрюмо проговорил Скит.
Он редко называл графа «милорд» и обращался к нему как к равному, что, к удивлению сэра Саймона, вроде бы нравилось графу.
– И это только цветочки, – сказал граф, выглянув из шатра и впустив облако сырости и холода. – Тетивы луков растянутся от влаги.
– Как и арбалетов, – вмешался Ричард Тотсгем и добавил: – Ублюдки.
Больше всего в английских неудачах раздражало то обстоятельство, что защитники Ла-Рош-Дерьена были не солдаты, а простые горожане – рыбаки и лодочники, плотники и каменщики, и среди них воевала даже женщина – Черная Пташка!
– Дождь может перестать, – продолжил Тотсгем, – но земля останется скользкой. Под стенами будет плохая опора.
– Давайте не пойдем сегодня, – предложил Уилл Скит. – Пусть мои парни завтра утром пройдут по реке.
Граф потрогал рану на голове. Целую неделю он штурмовал южную стену Ла-Рош-Дерьена и по-прежнему верил, что его люди могут взять эту крепость, но все же ощущал среди своих боевых псов уныние. Еще одна неудача, еще два-три десятка
– Повтори-ка снова, что ты сказал, – проговорил он.
Скит кожаным рукавом вытер нос.
– Три дня назад мы уже пытались, – возразил один из рыцарей.
– Вы пробовали пройти вниз по реке, – ответил Скит, – а я хочу пойти вверх по реке.
– Там такие же колья, как и внизу, – сказал граф.
– Неплотные, – возразил Скит, и кто-то из бретонских командиров перевел разговор своим товарищам. – Один из моих парней вытащил такой кол и пришел к заключению, что полдюжины других не устоят или сломаются. Они из старых дубовых стволов, а не из вяза и совсем прогнили.
– Насколько глубока там грязь? – спросил граф.
– По колено.
С запада, юга и востока Ла-Рош-Дерьен окружала стена, а с севера город защищала река Жоди, и в тех местах, где полукруг стены сходился с рекой, горожане установили в грязи частокол, чтобы преградить доступ в город во время отлива. Скит предполагал, что через прогнившие колья можно пробраться, но когда люди графа пытались сделать это у восточной стены, они завязли в грязи и горожане расстреляли их из арбалетов. Побоище было страшным – хуже, чем перед южными воротами.
– Но на берегу тоже стена, – заметил граф.
– Да, – признал Скит, – но эти тупые ублюдки кое-где сломали ее и устроили причалы. Один такой прямо у гнилых кольев.
– Так что твоим людям нужно всего лишь убрать колья и взобраться на причалы – на виду у защитников? – скептически спросил граф.
– Они справятся, – твердо заявил Скит.
Граф все еще считал, что лучший шанс на успех – это подвести стрелков к южным воротам и молиться, чтобы их стрелы держали защитников в укрытии, пока графские латники штурмуют брешь. Правда, он признавал, что такой план сегодня провалился, как и накануне. И еще граф знал, что в запасе у них всего лишь несколько дней. У него осталось меньше трех тысяч солдат, треть из них – больные. Если он не найдет им приюта, то придется, поджав хвост, идти обратно, на запад. Нет, ему нужен город – любой, даже такой, как Ла-Рош-Дерьен.
Уилл Скит увидел на лице графа тревогу.
– Мой парень вчера ночью был в пятнадцати шагах от причала, – заявил он. – Он бы мог проникнуть в город и открыть ворота.
– Почему же не открыл? – не удержался от вопроса сэр Саймон. – Христовы мощи! Я был бы уже внутри!
– Вы не стрелок, – хмуро проговорил Скит и перекрестился.
В Гингаме один из его стрелков попал в плен к горожанам. Они раздели ненавистного лучника и прямо на стене разрезали на куски, чтобы осаждавшие могли видеть его муки. Сначала ему отрубили указательный и средний пальцы на правой руке, потом мужское достоинство, и стрелок, истекая кровью на крепостной стене, кричал, как кастрированный поросенок.
Граф знаком приказал слуге наполнить кубки подогретым пряным вином.
– Возглавишь атаку, Уилл?
– Не я, – сказал Скит. – Я слишком стар, чтобы пробираться через вязкую грязь. Я предоставлю это тому парню, который прошлой ночью прошел вдоль кольев и пробрался внутрь. Он хороший парень, поверьте. Смышленый ублюдок, но чудак. Готовился стать священником, вот так, а встретил меня и опомнился.
Графу явно понравилась эта идея. Он поиграл рукоятью меча, потом кивнул.
– Пожалуй, нам надо встретиться с твоим смышленым ублюдком. Он неподалеку?