Арлекин
Шрифт:
Я заморгала, глядя в близкое лицо Мики. Он лежал на мне сверху, держа мое лицо в ладонях, и я не могла повернуться и глянуть, кто прижимает мне руки и ноги к полу, но рук было много, и в воздухе пахло волком, гиеной и человеком. Я сперва понюхала воздух, потом только попыталась посмотреть, кто меня держит.
— Анита? — спросил он, глядя на меня глазами леопарда.
— Я здесь, — прошептала я.
Он сполз с меня — теперь мне был виден Эдуард возле моей правой руки. Олаф навалился на правую ногу, Римус — на левую. Грэхем держал мне левую руку. Я обернулась к ним ко всем:
— Можете теперь
— Еще нет, — ответил Эдуард. Он стоял на четвереньках, и до меня дошло, что он всем весом удерживал одну мою руку. Интересно, насколько же это было трудно.
— Такое было впечатление, что ты сейчас перекинешься, — сказал Римус, не отпуская мою левую ногу.
— Если остался еще какой-нибудь зверь, отпускать нельзя, — сказал Олаф.
Этот здоровый мужик, почти такой же огромный в человеческом образе, как Грэхем в зверином, очень серьезно относился к своему теперешнему занятию. Моя сила произвела впечатление даже на него. Что ж я такое устроила тут?
Подумала их убедить, но оглядела лица и поняла, что не только впечатление на них произвела, а попросту напугала. То есть впечатление оказалось не слишком благоприятным. Что я теперь ни говорила бы, они меня не отпустят, но уж очень не хотелось мне лежать распластанной как лягушка в самом разгаре боя.
— Наши слуги сразились, Жан-Клод, и мой слуга остался стоять.
— Но ma petite победила, Коломбина. Она выдержала силу Джованни. При всей боли, что ты причинила ей, она не позволила тебе с ее помощью завладеть остальными вампирами. Они мои по-прежнему, и ты не можешь питаться их силой, как собиралась.
Я могла повернуть голову так, чтобы видеть Жан-Клода, но Коломбина осталась всего лишь голосом. А я должна быть рядом с Жан-Клодом. Интуиция мне подсказывала, что добром дело не кончится — это в воздухе чувствовалось.
— Кто-то заговорил вне очереди, — сказала она.
— Я ощутил твою силу, Коломбина, ощутил, как она формирует их в огромный костер, который будет эту силу питать. Не нужно мне было слышать чьи-то рассказы, чтобы понять, что ты собираешься делать. Ты умеешь брать других вампиров и обращать их силу в мощное оружие.
— Да, — ответила она.
— Но ma petite помешала тебе взять этих малых вампиров и создать из них себе армию, источник силы. Что будешь ты делать теперь, когда не можешь обрести силу этим способом? — И у меня в голове прошелестел его голос: — Хорошо бы ты была рядом со мной, ma petite.
— Пытаюсь, — прошептала я. — Дайте встать, мальчики.
Сила дохнула по церкви. Она будто подпитывала все твои сомнения — нет, сама ими питалась. Бог мой, как питалась от них Коломбина, она вызывала их, как вампиры, которые умеют питаться похотью и страхом. Вдруг меня захлестнула уверенность, полная уверенность, что нас ждет поражение. Все мы погибнем, и ничего я сделать с этим не могу.
— Господи! — почти простонал Римус, охватив голову руками. Меньше всех, кажется, подействовало на Олафа и Эдуарда. Мика протянул ко мне руки, притянул меня в кольцо этих рук, дал мне погрузиться в их силу, но сомнения не пропали, они душили меня. Вокруг плакали, молили прекратить. Кто-то причитал: «Что угодно, что угодно, только
Натэниел подполз к нам, протянул руку, опустив голову. Я взяла его за руку, и ударом силы сомнения отбросило назад. Он поднял голову и посмотрел на меня прямым взглядом своих прекрасных глаз, лицо его осветилось, будто солнце вышло из-за тучи.
— Я в тебя верю.
Я притянула его в круг из рук Мики.
— Ты меня заставляешь в себя поверить.
Как и раньше, прикосновение Натэниела прогнало сомнения, и его неколебимая уверенность защитила нас обоих от Коломбины. Даже будучи в одном помещении со мной, она не могла своими сомнениями пробить уверенность, сообщенную мне Натэниелом.
К нам подполз Дамиан — наверное, отчасти сомнения навалились и на него, но еще он был вампиром, и жгучая иллюзия смертоносного солнца поразила его вместе со мной. Я видела, как ему больно, и больно вдвойне от воспоминаний о погибшем на солнце лучшем друге. Связь со мной позволяла ему быть на солнце и не гореть, но ужас перед светом мешал этому радоваться. Солнце есть смерть, точка. Конец. Он помнил, как сворачивалась, сползая лоскутами, кожа с горящего тела друга.
Натэниел схватил его за пальцы, я за запястье, и мы втащили его в круг наших объятий. От нашего прикосновения он задрожал всем телом, но поднял к нам залитое слезами лицо.
— Ее сила невыносима. Можно на что угодно пойти, только бы она перестала.
Я кивнула. Собравшиеся вопили, плакали, молили перестать. Если бы такие правила были бы в последний раз, как Жан-Клоду был брошен вызов, то привлечение публики на свою сторону означало бы победу. Тогда в город приехал член вампирского совета, Колебатель Земли, умевший своею силой вызывать землетрясения. Чтобы спасти город и свести разрушения к минимуму, Жан-Клод заключил с ним соглашение, что состязаться они будут в менее деструктивных возможностях, и одно из испытаний было такое: потрясти публику в «Цирке Проклятых». Если бы тогда победой было привлечь ее на свою сторону, мы бы проиграли.
Я попыталась своими метками ощутить Жан-Клода, но он не подпускал меня к себе. Один раз мелькнул его образ, весь в сомнениях, но сомнения были не его — Ричарда. Бедный Ричард, он пришел поддержать Жан-Клода, но был так полон сомнений в себе, что вместо этого ослабил его — ослабил их обоих. И Жан-Клод закрылся, чтобы я не почувствовала этого. Так они с Ричардом оказались в построенном Ричардом аду.
Я вскочила на ноги, не отпуская Натэниела и Дамиана. Мика встал с нами, но опустил руки.
— Я люблю тебя, — сказала я ему.
— И я тебя люблю, но иди. Иди сейчас к Жан-Клоду.
Мы двинулись к сцене. Жан-Клоду надо было кого-то тронуть, у кого нет сомнений ни в нем, ни в себе. Держа в руке руку Натэниела, я могла даже поделиться этой уверенностью.
44
На сцену мы взлетели бегом, и я рухнула в объятия Жан-Клода. Рухнула, держа правой рукой Натэниела, а левой Дамиана. Жан-Клод покачнулся от такой тяжести, от инерции. Ашер помог ему устоять, удержал, упираясь ладонью в спину. Ричард стоял на четвереньках, опустив голову, даже не глянул, когда мы налетели на Жан-Клода и Ашер удержал нас всех.