Армагеддон объявлен
Шрифт:
– Никак нет, господин генерал!
– В таком случае не смею вас задерживать, батенька…
На выходе из генеральского кабинета Зенон едва не врезался во внезапно возникшего на пороге Вельмира Максая. Грандмаг был явно в приподнятом настроении. Он крепко пожал руку молодому человеку и по-дружески хлопнул приятеля по плечу.
– Отправляйся, Зен, в свой кабинет, там тебя дожидаются Зуур, Эниэль и еще один небезызвестный тебе тип. Только обязательно меня дождитесь…
Зенон хоть и был человеком исполнительным, но в данном случае не бросился сломя голову выполнять приказ шефа, а уделил
В конце концов Зенон покинул генеральскую приемную и, едва ли не насвистывая, пошагал в направлении своего кабинета. Где-то в глубине юной души он очень удивлялся охватившему его беззаботному настроению. Казалось бы, пора мобилизовать все свои внутренние резервы на борьбу со страшным врагом, защитить собственной грудью мирный труд ультанских пахарей и прочих тружеников, сплотиться в стремительном порыве… и так далее. Какие в столь тяжелый для всех обитателей этого мира момент могут быть сантименты и амурные делишки?! Ан нет, вопреки здравому смыслу, а может быть, и вовсе не вопреки, любовь бессмертна и неподвластна никаким, даже самым наиглобальнейшим катаклизмам. Впрочем, подобные мудреные мысли не очень уж и беспокоили нашего героя. В данный момент он воспринимал мир через розовые очки своего великого чувства. Отчего все хорошее в этом мире казалось еще лучше, а все плохое и ужасное – не таким уж плохим и ужасным…
В помещении, кроме заявленных Вельмиром шамана и эльфийки, находился Парацельс. Землянин сидел за столом Эниэль, внимательно вглядываясь в экран своего ноутбука.
– Чего это ты цветешь и пахнешь, как майская роза?! – не без ехидцы в голосе поинтересовалась Эниэль, после того как Зенон ввалился в свой родной кабинет, и делано брезгливо добавила: – Фу!.. Всю помаду слизал с губ генеральской секретарши! Вытри рот, герой-любовник! Кстати, скажи своей пассии, что сверкающий перламутр был писком сезона в позапрошлом году.
– Вот же, лярва неугомонная! – немедленно отреагировал на слова язвительной эльфийки Зуур. – Казалось бы, обрела свое счастье в лице пришлеца нежданного и сиди, помалкивай в тряпочку. Нет же, нужно обязательно кого-нибудь зацепить, раззадорить, посеять в душах червь сомнения. А не ты ли сама всю позапрошлую неделю щеголяла с перламутровыми губищами?..
– Дурак ты, людоедина! – забыв о Зеноне, златокудрая бестия, выражаясь фигурально, перенесла огонь всех своих артиллерийских батарей на огра. – В мире моды две недели – все равно что два года, даже два века…
– Ага, перепихнулась с главным таможенником, он тебе и отсыпал щедрой дланью из конфиската всякие бабские шманцы, – ничуть не смутился шаман. – Вот ты и стала у нас законодательницей в сфере моды, потому как в официальной продаже сверкающий перламутр появился только в середине прошлой недели.
– А тебе-то это откуда известно? – неожиданно успокоившись, спросила эльфийка.
– Насчет губной помады или неофициальных «дружеских контактов» с представителями таможенной
– Ну и дубина же ты, Зуур, – не очень зло констатировала Эниэль. – Конечно же, насчет помады.
На что шаман возвел глаза к потолку, так что остались видны лишь белки и, покачав головой, будто удивляясь тупости собеседницы, ответствовал с ярко выраженным огрским акцентом, коего Зенон раньше у него никогда не замечал:
– Сапсем пилахой силедователи, мозга ипошевелить не можишь у Зуура диве жины, которий силна-силна илюбит перед зеркала икрутиться-вертеться, кальцо в ухи и нос ипихать и рожу имазат висякий гадаст…
– Это что же, – искренне изумилась Эниэль, – твои плюхи тоже косметикой интересуются?
– Еще как, – криво усмехнулся огр, – чистое разорение. Я уж подумывал местным сутенерам их спихнуть – пусть хотя бы оправдывают затраты на штукатурку и благовония. Да кто их возьмет, разве только клиентов отпугивать.
– А вот это ты зря! – возразила эльфийка. – Некрасивых женщин не бывает…
– …а бывает мало водки, – встрял в разговор сидевший до этого тихонько Парацельс и, оторвав взгляд от экрана монитора, с серьезной миной продолжил: – А что?! Просыпается один мужик с глубочайшего бодуна, рядом телка незнакомая. Он ее в бок локтем: «Ты кто?» – «Я Маша», – отвечает телка. «Маша, а сколько тебе лет?» – спрашивает мужик. «Женщине столько лет, на сколько она выглядит», – говорит Маша. «Врешь, падла! На сколько ты выглядишь, люди не живут!».
Зенон и огр уже слышали что-то подобное в несколько иной интерпретации, однако все равно рассмеялись от всей души, отдавая должное мастерству рассказчика. Лишь Эниэль в своей обычной непосредственной манере спросила:
– Она что, была эльфийкой или огрихой?
После этого, казалось бы, невинного вопроса все присутствующие в комнате мужики оторвались уже по-настоящему. Даже Парацельс, умудрявшийся до сих пор сохранять серьезное выражение на своей физиономии, едва не покатился со стула.
– Эх вы… самцы необузданные! – обиженно произнесла девушка, чем в переносном смысле добавила сухих дров в костер общего веселья. – А тебе, милый мой, стыдно ржать над своей Златовлаской.
– Ну что ты, Солнышко! – смутился Парацельс. – Разве я посмею смеяться над своей богиней – так, смешинка в рот залетела…
– Ладно, – великодушно махнула рукой Эниэль, – понимаю, что сморозила глупость и дала повод неисправимым самцам посмеяться над собой. Мы, женщины, существа наивные, ранимые, поэтому поиздеваться над нами всяк горазд.
Прикинувшись невинной овечкой, коварной эльфийке все-таки удалось сделать свое черное дело – заронить в души «неисправимых самцов» чувство вины перед ней – слабой беззащитной женщиной, хоть умом все и понимали, что определения «слабая» и «беззащитная» более чем неуместны по отношении к этой пронырливой бестии. Как результат, в помещении мгновенно воцарилась мертвая тишина.
Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Зенон нарочито бодрым голосом поприветствовал присутствующих, пожал руки Зуур эр Шууру и Парацельсу и даже галантно чмокнул ручку даме. Затем прошествовал к своему рабочему столу, уселся на стул и, обведя товарищей взглядом своих зеленых глаз, сказал: