Армастан. Я тебя тоже
Шрифт:
Татьяна в переводе с древнегреческого – «устроительница».
Нет такой проблемы, которую не смогла бы решить Таня, – и нет таких людей, которых она не знает.
Надо было сразу спросить у неё про риелтора, ругала я себя, а не тратить время с безликим Хабибулиным. Запах выпечки! Ремонтик!
Только один недостаток есть у Тани – она всегда опаздывает. Я улыбнулась, представив себе, как она бежит ко мне на встречу, прижимая к ушам сразу два телефона: в правом и левом ухе разные люди. Аудиокнига в машине, урок английского на рассвете, йога, интервальное
– Привет! – Таня плюхнула сумку на свободный стульчик (я всегда занимаю в кафе стол с тремя стульями). Я потянулась к ней с ответным приветом-поцелуем (в последние несколько лет все вокруг стали так здороваться-прощаться, это вошло в моду, на которую не повлияла даже пандемия; а вот в годы моей суровой юности женщины лишь кивали друг другу) и только потом поняла, что Танин «привет» был адресован одному из наушников, незаметных под светлыми кудряшками (вот вам ещё одно никому не нужное наблюдение – в детстве я терпеть не могла блондинок, считая их почему-то глупыми, а теперь дружу по большей части со светловолосыми, впрочем, среди них половина крашеных, как Таня).
Подруга жестами (и лёгкими, насколько позволяют уколы красоты, морщинками на лбу) извинялась передо мной, я при помощи таких же точно лёгких (надеюсь!) морщин демонстрировала ей, что всё в порядке.
Всё действительно было в порядке – это же Таня! Прямо сейчас она решает чью-то судьбу, а когда закончит – будет решать мою!
– …Риелтор? – переспросила Таня. – То есть ты, Ленка, наконец-то решила остепениться. Не верю! Что случилось? Уволили?
– Вовсе нет, – оскорбилась я. – Наоборот. Немного повысили зарплату.
– Поездок стало меньше? – продолжала гадать Таня. – Ковид?
– Ничего не меньше. Вот завтра лечу в Москву, там два испытания, а оттуда на «Сапсане» в Питер.
– Влюбилась? – просияла Таня.
– Ты же помнишь, что моя бабушка умерла. Оставила мне квартиру. Я хочу её продать и купить что-то скромное в Москве.
– А! – Таня стушевалась и зачем-то стала перемешивать ложечкой ягоды в «авторском чае». – Точно. Я просто удивилась, ты же всегда говорила, что хочешь всю жизнь жить в гостинице, как тот писатель.
– Набоков.
– Точно, Набоков.
– Он жил в очень хорошей гостинице. У них было там чуть не целое крыло.
– Крыло… – задумчиво повторила Таня. – Смотри (она всегда говорит «смотри», а я обычно говорю «слушай»). Есть очень хорошая девочка, которая чудесно работает с арендой. Не знаю, продаёт ли, спрошу. Есть мальчик – Лиза покупала с ним дом в Карасях, очень довольна. Но чтобы продать наверняка не новую (я кивнула) квартиру, где наверняка нужен ремонт (я кивнула), сделать это надёжно, быстро и не дешевле денег (я трижды кивнула), здесь нужен самый лучший специалист.
Таня включила телефон (я машинально отметила, что там было 36 пропущенных вызовов с разных номеров), потом, чертыхнувшись, второй (там было 18).
Через секунду она с торжествующим видом переслала мне контакт самого лучшего специалиста.
Звали
– …Так ты что, получается, в Москву переедешь? – спросила Таня, когда мы прощались. В глазах её мелькнула лёгкая тень – будто шторка опустилась. – Я как-то не готова пока с тобой расставаться. Кто будет меня лечить по телефону?
– Ну вот телефоны в Москве точно есть. Другой вопрос, есть ли там для меня квартира?..
Когда самолёт садился в Шереметьево, я впервые в жизни смотрела на Москву в иллюминатор, думая не о том, куда полечу отсюда, а о том, что светящиеся огни внизу – это чьи-то окна. И одно из этих окон (ну ладно, не одно – как минимум три!) вполне может оказаться окном моего будущего дома.
Неужели в таком огромном городе не найдётся ничего подходящего лично мне?
Но сперва надо продать бабушкину. Таня согласилась помочь с «ремонтиком» – пока я в командировке, родители разберут бабушкины вещи (мама мне в этом не доверяет – и правильно), вывезут мебель, и к делу приступит Танин помощник Митя – где надо, подкрасит, где надо, подклеит. Разберёмся, махнула рукой Таня. Митя берёт три тысячи в день за всё – поди не обеднеем. (Свежую выпечку я от него, разумеется, требовать не буду: закажу в пекарне.)
Самолёт сел мягко, но катился после этого так резко вихляя из стороны в сторону, что женщина в соседнем кресле схватилась за сердце.
– Всё хорошо с вами? – спросила я.
– Что ж его так шатает-то! – простонала моя попутчица, и я подумала, что она, наверное, москвичка. Угостила её валидольчиком, гадая, в каком она живёт районе.
Никогда прежде я о таких вещах не задумывалась – и саму Москву воспринимала целым куском, даже, скорее, нетронутым пирогом.
А ведь она тоже раскладывается на «районы, кварталы, жилые массивы»… Где-то жить престижно (не обязательно в центре), где-то не слишком – как на нашей Сортировке.
Я продолжала думать об этом в такси – и мне не нравилось, что я продолжаю об этом думать. Путешествие впервые за много лет не приносило никакой радости, к тому же водитель был какой-то дёрганый, наверное, не спит ночами, работает без перерыва…
Поселили меня экономно, в мини-отеле, где было чудовищно жарко. В номере пахло дихлофосом и сгоревшей сковородкой.
А ведь я очень люблю отели!
Перед сном попыталась найти в сети хоть какие-то фотографии Хабибулина – не нашла ни одной.
Как он, интересно, выглядит без маски и очков?
Ночью мне приснился привлекательный мужчина, который постоянно прятал от меня лицо, зато другие его части можно было разглядеть без проблем.
А утром я поехала в Подмосковье – уже на местном транспорте. Отвлеклась так, что обо всём забыла, – и только поздно вечером, в отеле, открыла мессенджер, где возмущённо болталась примерно тысяча сообщений и фотографий от мамы.
Позвонила.
– Так ты хочешь оставить себе хоть что-то из бабушкиных вещей? – спросила мама.