Арминэ
Шрифт:
— Немного передохнем, потом отправимся на автовокзал, — продолжала мама. — Там для транзитных пассажиров есть комната. — Она закрыла глаза и в изнеможении откинулась на спинку кресла.
Коля сгорбился в углу глубокого кресла и безучастно разглядывал людей в вестибюле. Арминэ села лицом к администраторше, с неприязнью уставилась на нее. Та сначала что-то записывала у себя в блокноте, потом достала из сумочки зеркало и принялась разглядывать свои блестящие, похожие на черных пиявок, брови. Она послюнила указательный палец, принялась поглаживать их, точно желая убедиться, что они достаточно упитанны;
К стойке подошел толстый усатый мужчина с чемоданом. Он поставил чемодан у ног, лег грудью на стойку и, вытянув короткую шею, с видом сообщника что-то вполголоса сказал администраторше. Та что-то буркнула ему в ответ, при этом отрицательно покачав головой. Тогда толстяк открыл свой туго набитый портфель, достал оттуда большую красивую коробку конфет и, перегнувшись через стойку, положил перед администраторшей. Тут Арминэ вскочила с места, подошла к толстяку и тихо стала за его спиной. Через плечо толстяка она увидела, как администраторша проворно схватила коробку и сунула под стол — все это она проделала без всякого выражения на лице.
— Паспорт, — коротко бросила администраторша толстяку.
Тот, угодливо улыбаясь, протянул ей паспорт. Она открыла паспорт, потом взглянула на толстяка, вернула ему вместе с какой-то бумажкой.
— Заполните.
Толстяк быстро заполнил бланк, вернул администраторше. Та взяла еще одну бумажку и, что-то нацарапав на ней, с величественным видом протянула ему.
— Спасибо, девушка. Дай вам бог долгой жизни, — обрадованно сказал ей толстяк и, подхватив свой чемодан, пошел к лифту.
— Тетя, вы же говорили, что в гостинице нет мест, — обратилась Арминэ к администраторше, — а почему вы дали комнату этому дядьке?
Администраторша с изумлением уставилась на девочку.
— А ну, повтори, повтори, что ты сказала?
— Я говорю: почему нам не дали номер, а тому дядьке дали? Вы же говорили, что в гостинице нет мест.
— Для кого есть, а для кого — нет! — прошипела администраторша, причем ее брови сердито взлетели на лоб. — Понятно? И убирайся отсюда, да побыстрей, не то сейчас позову швейцара, и он тебя и твою мать в два счета выставит за дверь. — Она яростно обшарила глазами вестибюль, ища швейцара.
Но тут к ней подошли две разодетые иностранки, что-то залопотали на своем языке. Лицо администраторши мгновенно преобразилось, расцвело. Она угодливо подалась вперед, заулыбалась.
— Que d'esirez-vous, madame? [2] — медовым голосом произнесла администраторша, чуть не ложась грудью на стол.
Арминэ отошла, снова села в кресло. Ее мама по-прежнему сидела откинув голову на спинку кресла и прикрыв веки. Лицо измученное, бледное. Девочка заметила, как над левой бровью матери, у самого виска, быстро-быстро пульсирует набухшая голубая жилка. Поглядывая на мать, она подумала с обидой: «Чем моя мама, Коля и я хуже того толстяка? Или же этих расфуфыренных иностранок? Почему для них в гостинице есть места, а для нас — нет?..» Она снова взглянула на мать.
2
Что вам угодно, мадам? (Франц.)
— Мам,
Девочка наклонилась, тронула мать за руку, бессильно лежавшую на подлокотнике кресла. Маро приоткрыла веки: глаза ее покраснели.
— Голова не прошла?
— Нет…
— Не трогай ее, не трогай, — тихо шепнул ей на ухо Коля. — Пусть поспит немного…
Арминэ ничего не ответила Коле, она продолжала глядеть на мать с тревогой и все возрастающим беспокойством. Мальчику показалось, что на дне ее больших голубых глаз назревает какая-то сумасшедшая, озорная мысль. Он заметил, как ее руки крепко сжали подлокотники кресла, худенькое, стройное тело подалось вперед, напряглось, глаза возбужденно заблестели. Мальчик хорошо знал ее и сразу понял, что девочка что-то замышляет.
— Ты чё это? — спросил он.
Арминэ ничего не ответила. Она стремительно вскочила с места, окинула быстрым взглядом вестибюль, в котором прибывало народу, и подбежала к швейцару:
— Где у вас директор? Мне нужно срочно к директору!
Швейцар, стоявший у лифта, словно онемев, вытаращил на девочку свои и без того выпученные глаза. Коля тоже с изумлением посмотрел на нее, но минуту спустя вскочил с места и подошел к Арминэ.
В это время открылись двери лифта, и оттуда вышел плотный мужчина среднего роста в сером костюме и лиловом галстуке.
— Вот директор! — показал на него швейцар.
— Что тут происходит? — спросил директор, оглядев всех троих.
Арминэ бросилась к нему. Прижав к груди худые загорелые руки, она возбужденно заговорила:
— Пожалуйста, дайте мне и моей маме номер! Очень прошу… У моей мамы сильно болит голова, и ей негде даже прилечь… — И на ее грустные глаза, помимо воли, навернулись слезы.
Директор с секунду сочувственно смотрел на Арминэ, потом, мягко улыбнувшись, спросил:
— А где твоя мама?
— Вон она, моя мама, сидит там, у колонны. — И Арминэ показала рукой на сидевшую в кресле мать. Глаза у той были по-прежнему прикрыты.
— Но места в гостинице распределяю не я, а вон та тетя, — пояснил девочке директор и показал на администраторшу. — Подойди с мамой к ней, она вас устроит. Насколько мне известно, места в гостинице сейчас есть.
— Нет, она нас не устроит, — грустно покачала головой Арминэ.
— Почему?
— А потому, что она устраивает только тех, у кого есть красивые коробки с конфетами. Я видела, как один дядька подарил ей конфеты и она дала ему номер в гостинице. А мы не можем подарить ей конфеты, у нас их нет.
Лицо директора побагровело, он решительными шагами направился к стойке администраторши, бросив через плечо Арминэ:
— Пошли со мной, мальчик.
Арминэ проворно последовала за ним.
— Вы почему не устроили мальчика с его больной матерью? — грозно спросил он администраторшу, которая побледнела от страха так, что на ее лице резко выделялись лишь угольно-черные брови. — Я вам сто раз говорил: если в гостинице есть пустые номера, сдавайте их, ведь от этого только выгода государству. Неужели вам это не понятно? Вот что, устройте-ка побыстрей этих людей, а сами зайдите ко мне в кабинет.