Армия без погон
Шрифт:
Глава седьмая
И вот вместо Тихомирова появился тщедушный старичок с острым личиком, обтянутым прозрачной младенческой кожей — Иван Карлович Штойф. По национальности немец, по профессии — инженер-строитель-проектировщик. Проектировал, строил общественные здания. Так в Мюнхене построена им «очень практичный и очень красивый гостиница».
В сорок первом году Гитлер послал Штойфа воевать в Россию, чего Штойф не желал, тем более против большевиков, с которыми мечтал поработать на строительстве городов бесклассового
— Сделать надо крыша вся, — утверждает он, — тогда получай деньги. За часть крыши деньги платить нельзя.
Говорят, прорабы ходили с жалобой к директору завода, в партком. Но Штойф не меняет своей тактики.
На объект он старается проникнуть лазутчиком, незаметно. Осмотрит все. Что не так, занесет в блокнотик. Проставит дату, время. И старается исчезнуть незаметным. Но это удается ему лишь на первых порах. Внешний вид, манера поведения моментально создают ему известность среди рабочих.
— Штойф, Штойф идет! — разносится по городку.
Все с улыбкой наблюдают за крохотным человечком в светлом плаще, в светлой шляпе, семенящим по дороге с чемоданчиком в руках. Там, где грязно, он ходит в сапожках. Достигнув сухого места, Штойф извлекает из чемоданчика туфли. Ни на кого не обращая внимания, переобувается. Исчезает в помещении.
В первом же сражении со Штойфом Федорыч потерпел поражение.
Часа за полтора до окончания работы в прорабскую влетел Ванька Герасимов, расширив до предела свои зеленые глаза, выпалил:
— Иван Федорыч, Штойф на горизонте!
Прораб посмотрел в окошко, выпил стакан перцовки, углубился в изучение журнала работ. Дверь открывается, немец скребет подметками по порогу, здоровается с полупоклоном и присаживается, сняв шляпу.
— Хорошая погодка установилась, — замечает Федорыч. Откидывается к стене, улыбаясь, смотрит на куратора.
— Да, погодка отличная…
Штойф приглаживает ладонью короткие седые волосы. Озирается голубыми невинными глазками. Его хрупкие пальчики, обтянутые прозрачной кожицей, достают из кармана табакерку. Понюхав, чихнув, он достает платок.
— Да-а, погодка отличная. Я пришел просит у вас чертеж ледника. В нашем техническом отделе мне не повезло его найти. Может быть, он сумел пропасть. Я хочет взять у вас один экземпляр сроком на сутки и после суток вернуть вам. Я даю вам расписку.
Расписка легла на стол.
— Зачем расписку?! Какая может быть расписка? Борис Дмитрич, где чертежи ледника?..
— Вот,
— Мне один.
Куратор выбирает один лист, кладет его в чемоданчик, хочет подняться, но Федорыч задерживает.
— Может, пройдемся по объекту, Иван Карлович?
— Я уже был на днях. Я все знаю. После завтра я буду к вам в девять часов утром.
— Посмотрели, тем и лучше. У меня тут процентовочка заготовлена… Это по моргу, это по прачечной… Деньжат совсем мало… Н-да… замучился с работой: того нет, этого нет. Рабочие простаивают. План давай, зарплату плати…
Штойф посмотрел процентовки, заглянул в блокнотик.
— Подписать не могу.
— Почему же?
— Обо всем разговора не может и быть. Вот и кровлю я не подпишу: на здании крыша имеет пятнадцать листа расколоты.
В крыше мы даже не сомневались, считали это дело чистым. Федорыч поражен, но справляется с собой.
— Это пустяки. Завезем шифер и мигом заменим. Работы на пять минут.
— Нет, нет, — качает головой Штойф.
— Ну бог с вами, считайте, что часть крыши не сделана. Давайте уменьшим цифру. Сколько снимаем?
— И полы не закончены…
Штойф снова понюхал табак.
— И не в цифрах дело… Когда я поступал на работу, директор завода Василий Абрамович Заикин сказал мне: «Товарищ Штойф, вы должны быть знать одна истина: все строители — хорошие люди. Но все они честные жулики. Никогда не верьте им по словам и вперед не платить ни копейка, а то они вам на шею съедят». Он правильно сказал. Но что такой честный жулик, как жулик может быть у вас честным, я не понял. Но по словам я никогда не платил. Должен быть строгий порядок.
И такого монолога прораб не ожидал.
— Все-таки подписать надо, Иван Карлович…
— Не могу.
Федорыча взорвало.
— Да вы понимаете, мне рабочим платить надо?! Материал списать надо?
— Все надо… Штойф получает от государства зарплату, и он должен поступать правильно надо.
— Да, голова два уха, все мы поступали правильно, но если безысходное положение?
— Крыша с дыркой — это неправильно. Сегодня ночью побежит дождь. Потолок капает, штукатурка делает падать. А Штойф уплатил деньги и за штукатурка и за крыша.
До Федорыча дошло, что куратор даже не колеблется: заплатить или нет. И он взвился.
— Вот, — закричал он, распахивая дверь, указывая рукой на главное здание, — здесь работают десятки людей, у них семьи, дети. Маленькие дети! Их надо кормить, одевать!..
Прораб кричал, что городок этот его погибель. Что он бросит все к чертовой матери, уйдет на пенсию… Картина была внушительная.
Театральные жесты Федорыча, выкрики должны были положить Штойфа на лопатки. Но тот даже бровью не повел.
— А ты, Штойф, не немец, — тряс Федорыч щеками, — ты черт знает кто такой! У меня работали пленные немцы — люди как люди. Откуда ты выискался? Зачем ты в России остался? Порядки новые заводить?
— Мы на производстве. Личность трогать не надо. Мы не дети.
— О-о! Зарезал! Без ножа зарезал!
— Время у вас еще есть.
Штойф поднялся. Через минуту уже спешит по дороге прочь от городка. С полчаса Федорыч мечется по прорабской, плюется проклятиями в адрес немцев. Допивает перцовку.