Армия Трясогузки
Шрифт:
— Давай лапу!
Они пожали друг другу руки, как равные. Николай был растроган.
— Будь хоть сто Колчаков! — воскликнул он. — Не победить им такой народ!
— Хоть тысяча! — небрежно бросил Трясогузка.
— Ну, а теперь снимай белый флаг! — приказал Николай.
— Не буду! — заупрямился Трясогузка. — Он не белый, на нем написано «красный»! Не видно в темноте, а днём, если грамотный, — разберешь!
— Чудак-человек! А ты спустись на землю и снизу попробуй прочитать, что на твоём флаге написано!
— А чего мне читать? Я и так знаю!
— А другие не знают! Посмотрят утром — белый флаг, не наш, не советский!
Трясогузка все ещё колебался.
— Давай, давай! — мягко настаивал Николай. — Время дорого! Мы другой повесим! Получше!
Он сунул руку за спину и вытащил из-за ремня короткую палку с широкой полосой красной материи, обмотанной вокруг древка. Трясогузка больше не возражал.
Когда они спустились на крышу кочегарки, Катя, дежурившая у трубы, удивилась: Николай полез один, а спустились двое.
— Смотри, кого я на небе нашёл! — сказал Николай. — Знакомься — Трясогузка!
Мальчишка покосился на девушку.
— А мы знакомы! Хитрая вы! Ловко меня провели!.. Лунатиком обозвали!
— А разве ты не лунатик? — улыбнулась Катя. — Нормальные люди ночью по трубам не лазают!
— А он? — спросил Трясогузка, кивнув на Николая.
Во дворе фабрики Катя и Николай засыпали мальчишку вопросами. Но Трясогузке не хотелось раскрывать свои секреты. С трудом удалось выведать у него, что другие ребята находятся где-то у пакгауза. Николай смутно догадывался, что беспризорники торчат там неспроста.
— Не освобождать ли заложников задумали? — с тревогой спросил он.
— Наше дело! — ответил Трясогузка.
— Я пойду туда и за уши отдеру их! — пригрозил Николай, понимая, что в темноте ему никого не найти у пакгауза.
Понимал это и Трясогузка.
— Иди! — сказал он. — Без меня ничего не выйдет!
— Хорошо! Мы пойдём вдвоём, но если ты…
— Это другое дело! — согласился Трясогузка.
Николай отослал Катю в мастерскую и подтолкнул мальчишку:
— Веди!
ГУДОК
30 апреля поздно вечером Платайс вместе с капитаном из охраны депо прошлись вдоль отремонтированного раньше срока бронепоезда. У каждого вагона Платайс задавал рабочим один и тот же вопрос:
— Готово?
Везде отвечали:
— Готово!
Часть рабочих уже освободилась и отошла от бронепоезда. Ремонтники сидели у стен, жевали чёрствые куски хлеба, оставшиеся у них со вчерашнего дня. Все очень устали — работали без отдыха почти двое суток.
Бронепоезд заново не красили — не было краски. Зато тщательно вымыли. Струи кипятка из брандспойтов с шипением лизали лоснящуюся броню.
В паровом котле уже поднималось давление. Дымила труба. Паровоз, как горячий конь, подрагивал могучим телом,
Кондрат Васильевич был в паровозной будке. Он вытирал ветошью стены.
Платайс остановился около паровоза и спросил у капитана:
— Вы довольны?
— Вполне! Надеюсь, что красные не попортят эту чудесную машину.
— Я уверен в этом! — сказал Платайс и снова оглядел депо.
Все были на своих местах.
— Не томите людей, господин барон! — произнёс капитан. — Их ожидаёт водка.
Платайс махнул рукой Кондрату Васильевичу, и могучий гудок заполнил депо.
Под этот густой паровозный рёв началось что-то невероятное. Рабочие, сидевшие у стен, набросились на часовых, выставленных у окон и дверей. На колчаковцев, находившихся рядом с бронепоездом, ремонтники прыгали сверху, с вагонов, сбивали с ног и обезоруживали.
Капитан прокричал какое-то ругательство и ухватился за кобуру. Платайс ребром ладони ударил его повыше локтя. Второй удар заставил капитана отлететь в сторону. Его подхватили рабочие, а Платайс побежал в хвост бронепоезда.
Засуетились пулемётчики у ворот депо. Против них были направлены брандспойты. Обжигающие струи кипятка оттеснили солдат от тупорылых «максимов». У задних ворот пулемётчики сдались, не сделав ни одного выстрела, а у передних произошла заминка.
Рабочий, поливавший колчаковцев кипятком, споткнулся и упал, сильно ударившись правой рукой о рельсу. Он быстро вскочил, хотел поднять брандспойт и не смог. Кипяток бесцельно лился на пропитанную мазутом землю. Окутанный паром рабочий беспомощно оглянулся, прижав к груди сломанную руку.
Кондрат Васильевич закрепил ручку гудка, выскочил из будки и побежал к рабочему.
Но колчаковцы уже опомнились. У пулемёта залёг солдат с тремя георгиевскими крестами. Рядом, у коробок с лентами, плюхнулся унтер-офицер.
«Не успеть!» — подумал Кондрат Васильевич.
Он бежал и видел дуло, прицельную рамку, голову солдата, прильнувшего к пулемёту. Сейчас заговорит «максим» и…
Унтер-офицер локтем ударил георгиевского кавалера, а тот оторвался от прицельной рамки и стал что-то поправлять в пулемёте. «Заело!» — мелькнула у Кондрата Васильевича радостная мысль. Он подхватил горячую кишку и хлестнул кипятком по колчаковцам.
Подоспели рабочие с винтовками. Унтер-офицер и солдат с крестами подняли руки.
Кондрат Васильевич вернулся в паровозную будку и освободил ручку гудка. Наступила звенящая тишина. Теперь гудок был не нужен. Он заглушил звуки короткой схватки, и наружная охрана не догадалась, что внутри депо произошёл переворот.
Рабочий, из-за которого чуть не сорвалась тщательно продуманная операция, виновато потупясь, стоял у паровоза.
— Ты бы левой! — укоризненно сказал ему Кондрат Васильевич.