Арнайр
Шрифт:
Туман ненадолго рассеялся вокруг них. Все замерли. Изабель лежала, ошарашенная, грязная. Маркус стоял над ней, меч наготове, его грудь вздымалась, а вокруг него... воздух слегка дрожал, будто от жара. Его тепло светилось изнутри, едва заметно, но ощутимо для тех, кто был рядом.
«Маркус! Что за дикарство!» – рявкнул Торгрин, подбегая. Он грубо оттащил Маркуса. «Слишком сильно! Хочешь покалечить?»
«Она спровоцировала! Говорила о Торвине!» – выпалил Маркус, еще не остыв.
– Торгрин окинул их обоих свирепым взглядом. – Изабель – дополнительная смена на конюшне. Арнайр – чистишь оружие после занятий. А теперь – все назад в строй! Или добавить?»
Инцидент был исчерпан, но Маркус
Вечером, возвращаясь с чистки оружия (тяжелая, монотонная работа, оставляющая руки в саже и масле), Маркус нашел у своей койки маленький, гладкий камешек. Он был теплым на ощупь и испещренным мелкими, едва заметными трещинами, похожими на древние руны. Ни записки. Никого рядом. Но он знал. Лира. Она рискнула.
Он зажал камень в кулаке, чувствуя его странную, успокаивающую теплоту, похожую на его собственную силу. В его сознании, подкрепленное записями Орена, возникло слово: "Фокус". Камень-фокус? Для чего? Для медитации? Для связи с... чем?
Он вышел в уединенный уголок внутреннего двора, за кузницей, где грохот молотов стихал к ночи. Сел на холодный камень, зажал теплый камешек в руке и попытался медитировать. Не на эфир. На свое внутреннее тепло. На ту искру, что жила в его груди.
Сначала ничего. Усталость, шум ветра. Потом... тепло камня и его внутренний свет начали резонировать. Тонкой, едва уловимой вибрацией. Он углубился, отпустил страх, отпустил мысли об Отборе, об Элдине, об угрозе. Просто... тепло.
И тогда оно пришло. Не видение. Ощущение. Глубокое, древнее, как скалы под цитаделью. Присутствие. Не враждебное. Наблюдающее. Заинтересованное. Как тогда у Камня Пробуждения, но... ближе. Гораздо ближе. И вместе с ним – волна знания, не в словах, а в образах и чувствах:
...Тени великанов, строящих первые стены из камня, который слушался их рук...
...Тихие песни под звездами, от которых заживали раны и распускались цветы в мерзлой земле...
...Гнев Патриархов нового порядка, их Камни, пожирающие жизни, чтобы дать контролируемую силу...
...Бойню. Темные подземелья, где гаснут "теплые" огоньки...
...И... Лик. Мужчины. Сурового. С глазами, в которых горел тот же теплый свет, что и у Маркуса. Его лицо было изрезано шрамами, но в них читалась не злоба, а бесконечная усталость и... решимость. Предок?
И последний, ясный, как удар колок
Глава 9 Ритм
Две недели до Отбора. Воздух в цитадели Арнайр наэлектризован. Давление висело не только над "Достойными", но и над всем Внешним Кругом – каждый чувствовал приближение перетряски, возможности взлететь или рухнуть. Для Маркуса эти дни стали временем двойной жизни.
На плацу, под свист ледяного ветра и рев Торгрина, он был Маркусом-солдатом. Он дрался, бегал, таскал, метал. Все так же упорно, но теперь без попыток подавить тепло. Вместо этого он учился отделять его. Как музыкант разделяет руки, играя разные партии. Физическая ярость – для ударов, рывков, выживания в "Беге По Кругам Ада" (новое изобретение Торгрина – бег по сложной трассе с барьерами под непрерывным обливом ледяной водой). Внутреннее тепло – он держал глубже, как сокровенный ритм сердца,
В Зале Первого Плетения под взглядом Джармода он был Маркусом-часовщиком. Его манипуляции Искрой оставались медленными, точными, но теперь – стабильными. Он не пытался форсировать скорость или сложность, как Изабель, чьи вспышки гнева и нестабильности участились, доводя ее до слез ярости и новых наказаний. Маркус работал над плавностью и… резонансом. Он вспоминал ощущение от камня Лиры, ту вибрацию единства. Теперь, удерживая Искру, он не просто вел ее по линии, а старался почувствовать ее внутреннюю пульсацию, ее теплый отклик на его волю. Это было трудно, как слушать шепот в буре. Но иногда… иногда Искра будто сама помогала ему, легче ложась в нужное русло, чуть ярче вспыхивая в ответ на его сосредоточенность. Джармод замечал это. Его черные, бездонные глаза задерживались на Маркусе чуть дольше, но комментариев не было. Лишь однажды: «Стабильность – преимущество. Но в бою ее недостаточно.»
Но истинная работа шла внутри и ночью. В уединенном углу за кузницей, сжимая потускневший, но все еще отзывающийся легким теплом камешек Лиры, Маркус погружался в медитацию. Он не гнался за видениями. Он искал ритм. Ритм своей теплой искры. Как биение сердца. Как дыхание ветра в скалах. Как тиканье невидимых часов Келлана.
Сначала – тишина, прерываемая гулом усталости. Потом… вибрация. Сначала едва уловимая, как дрожь струны. Потом четче. Глубокая, успокаивающая волна, исходящая из самого центра его груди. Он учился дышать в такт ей. Двигаться мыслью вместе с ней. Это был не контроль в обычном смысле. Это было согласие. Партнерство с силой, живущей в нем.
Однажды ночью, когда ритм был особенно ясен, он попробовал нечто новое. Вместо того чтобы формировать Искру из эфира, он попробовал позвать свою теплую силу, направить ее тонкой струйкой к ладони, вдохнув в нее образ Искры. Не яркой, не мощной. Маленькой. Теплой. Живой.
Над его ладонью вспыхнула не просто точка энергии. Вспыхнуло маленькое солнышко. Гораздо меньше его обычной Искры, но невероятно стабильное, излучающее мягкий, успокаивающий свет и едва слышное жужжание, похожее на ту самую внутреннюю песню из записок Орена. Оно не требовало постоянного волевого усилия. Оно просто… было. И пульсировало в такт его дыханию. Маркус чуть не закричал от восторга, но сдержался. Первый шаг. Понять ритм – значит начать дирижировать.
Но мир за пределами его медитаций не стоял на месте. Элдин наблюдал. Его появления стали реже, но метче. Он мог пройти мимо на плацу, бросив небрежно: «Слышал, Торвина вчера чуть не раздавило бревном в плотницкой? Странные "несчастные случаи" преследуют твоих друзей, брат.» И уйти, оставляя Маркуса с ледяным комом ярости в груди. Изабель, явно подзуживаемая, стала еще агрессивнее, ее взгляд обещал расправу. А Торвин… Торвин сжимался в комок страха. Он боялся всего: Изабель, Отбора, теней в коридорах. Его попытки овладеть эфиром были жалки. Он был ходячей мишенью, и Маркус знал – он следующий в списке "несчастных случаев". Защищать его открыто – значило подписать ему смертный приговор и себя выставить мишенью. Маркус пытался подбадривать его украдкой, учил простейшим приемам концентрации, но видел – парень сломлен.