Аромагия. Книга 1

Орлова Анна

Я очистила и разобрала на дольки три спелых фрукта, два из которых преподнесла благоверному и его ворчливому отцу. Господин Бранд не упустил случая пробурчать, что апельсины следует чистить совсем не так…

От продолжительной лекции меня спасла реплика Ингольва:

– Ты помнишь, что завтра мы приглашены к мэру?

Он тоже определенно не был расположен к уроку домоводства, поэтому ухватился за первую попавшуюся тему.

– Конечно, дорогой, – подтвердила я покладисто, с наслаждением пробуя сочную мякоть.

– Оденься понаряднее! –

потребовал он тут же.

– Разумеется, милый, как скажешь! – Само послушание, кроткая и милая.

– Зачем это? Нечего перед чужими свои… достоинства выставлять! – тут же вмешался «тактичный» свекор.

Ингольв на него только зыркнул, и тот капитулировал, изобразив приступ кашля.

Тут муж вспомнил, что мы все еще в ссоре, и снова замкнулся в угрюмом молчании.

Не выдержав напряженной тишины, нарушаемой только позвякиванием спиц, треском огня и покашливаниями свекра, я сбежала в спальню.

Разумеется, ночью муж ко мне не пришел, хотя обычно в подпитии появлялся обязательно. Видимо, это задумывалось как наказание…

Зато я превосходно выспалась, так что к вечеру не требовалось особых ухищрений, чтобы хорошо выглядеть. Эффектный туалет, немного масла розы на кожу, медовый бальзам на губы и волосы, уложенные локонами у лица – вот и все.

Ингольв оценил эти старания по достоинству: несколько минут не мог отвести взгляда, а потом даже выдавил что-то одобрительное. Приятно, поскольку иногда я чувствую себя женщиной из бородатого анекдота, которая надела на голову ведро, пытаясь привлечь внимание мужа. Разумеется, безуспешно…

Мы сели в автомобиль. За рулем в этот раз был сам Ингольв (Утер все еще не оправился от ранения). По правде говоря, из мужа никуда не годный водитель, поэтому не было пределов моей радости, когда машина остановилась у особняка мэра.

Нас любезно приветствовали хозяева: господин Фритрик и его жена Гюльвейг, похожая на гладиолус, – высокая, величественная, в изысканной шляпке и простом платье с затейливыми украшениями на рукавах и у шеи. Помнится, весь остров недоумевал, как мэра угораздило на склоне лет жениться на молоденькой вдове, но он, кажется, был совершенно счастлив.

Мужчины принялись обсуждать новейшие политические веяния, а мы с хозяйкой дома обменялись традиционными любезностями.

– Моя дорогая Миррочка, вы все хорошеете! Такой румянец, и щечки округлились – вы поправились на домашней стряпне или?.. – фамильярно проворковала Гюльвейг, норовя коснуться моей щеки накрашенными губами.

В любом разговоре она всегда старалась побольнее уколоть собеседника, так что особого внимания на этот выпад я не обратила.

Любовь к вкусной пище – обратная сторона чувствительности к запахам. Обоняние и вкус тесно взаимосвязаны, и без аромата кушанья теряют львиную долю своей притягательности. Впрочем, несмотря на «чревоугодие» и двое родов, я все еще могла похвастаться приятными формами.

Бывает отравленный мед, собранный с болотного вереска, аконита, азалии, рододендрона, багульника. Именно на такой пьянящий

сладкий яд походила Гюльвейг.

– А вы, моя дорогая Гюль, вижу, наконец нашли достойного парикмахера? – парировала я в той же манере, пропуская мимо ушей «комплимент».

Хозяйка дома поморщилась и ответила кислой улыбкой. Пожалуй, самым слабым звеном в ее почти безупречной внешности действительно были волосы: тусклая и редкая шевелюра доставляла ей немало огорчений. Гюльвейг отчаянно пыталась скрыть недостаток с помощью шляп, накладных локонов и прочих ухищрений.

Так что она предпочла сменить тему:

– Мы так давно не виделись! Непременно завтра же к вам загляну! Мне нужен крем для лица и еще… – царственно сообщила Гюльвейг.

Взаимная неприязнь нисколько не мешала ей приобретать у меня косметику.

– Вечная тема… – хохотнул мэр. – Госпожа Мирра, господин Ингольв, простите, нам с женой нужно идти к гостям.

– Конечно, – ответил за нас двоих муж. – Мирра будет рада видеть вас, госпожа Гюльвейг.

Они отбыли, а вскоре мне пришлось успокаивать подругу, которую тоже не обошла вниманием хозяйка дома. Гуда походила на огонек свечи – неяркая, теплая и уютная.

– Зачем она так? – тихонько спросила Гуда, сжимая мою ладонь и пытаясь удержать слезы. – Прозрачно намекнула, что Торольд женился на мне ради денег! А еще, что у меня сыновья не от мужа!

– Это от безделья, не обращай внимания, – посоветовала я. – Торольд тебя любит, и никакая Гюльвейг этого не изменит.

– Мне так одиноко без него, – пожаловалась она со вздохом. – Он же все время в море!

– Но он всегда возвращается, так что утри слезы и перестань думать о глупостях! К тому же у тебя есть сыновья, и младший еще несколько лет будет рядом.

Гуда наконец улыбнулась, к явной досаде Гюльвейг…

Этот вечер походил на множество других: чинные разговоры; колкости, замаскированные под любезности; перемены блюд и похвалы хозяйке дома. Не прием, всего лишь небольшой званый ужин.

Когда мужчины выкурили свои сигары и выпили по бокалу коньяку, а дамы вдосталь насплетничались, гости вновь собрались в гостиной.

Дождавшись, пока немного уляжется шум, дородный и степенный господин Фритрик потребовал всеобщего внимания и с гордостью провозгласил:

– Дорогие гости, а сейчас сюрприз! – Он обвел взглядом присутствующих, словно фокусник, упивающийся успехом нового трюка. – Для вас споют и сыграют Ратори и Петша!

Он сделал жест, будто достал кролика из шляпы, и в комнату буквально ворвалась пара. В Хельхейме живут лишь хель, люди и ледяные драконы, так что кочевых орков – южных гостей – приветствовали с восторгом.

Она, уже весьма потрепанная жизнью, но по-прежнему завораживающе яркая, и он, молоденький мальчик в пестрых тряпках, с удивительно наивным взглядом. Музыканты казались единым целым: гитара в его руках плакала и смеялась, и эти звуки будто обнимали глубокий голос женщины, заставляя сердце колотиться в груди, а глаза влажнеть…