Аромат гибискуса
Шрифт:
Отец и слова не сказал. Только кликнул мать. Коротко, по имени, как будто собаку. Наорал, что она за ребенком не смотрит.
И меня выпороли. Впервые в жизни. Мама схватила, что под руку подвернулось, какой-то шнур, и исхлестала. Я потом долго не мог сидеть и ходил в синюю полосочку. Эдакая зебра…
Голос звучал ровно. А на лице — не единой эмоции. Словно со мной разговаривает каменная статуя. И боль. В каждом звуке — глубоко скрытая боль.
— Как же я их ненавидел тогда! Всех троих. А когда повзрослел, понял: ради денег люди готовы на любую подлость. Мать хотела жить в достатке.
Руки сами взметнулись к губам. Ужас — единственное, что чувствовала. Но страшнее всего было не то, что рассказывал Виктор, а то, как он это рассказывал.
Прямо, зло, словно подвергал себя прилюдной порке, наказывал за какой-то проступок.
— Знаешь, я сначала даже обрадовался. Самолюбие взыграло: женщина, не признающая полумер, выбирающая только лучшее, захотела меня! А потом решил отомстить за унижения. Всем. Мечтал, что влюблю в себя эту старуху, отберу все, что она имеет, чем дорожит… а еще кину отцу в лицо, что его любовница считает его вторым сортом. А меня — первым. Дура-а-ак!
Виктор обхватил голову руками. Пришлось подождать, пока он справится с эмоциями. Прервать эту горькую исповедь я не смела и терпеливо ждала.
— Она оказалась куда опытнее. Ты слышала о кнайф — плей?
Я помотала головой.
— Счастливая! Это… своеобразная игра. С ножами. Или с бритвами. В общем, с любым предметом, которым можно порезать. Стелла её просто обожала. Сначала все было безобидно. Так, красные полосы, не больше. А что царапнула пару раз, так это случайность. Я так думал. А потом понял, что подсел на неё и её ножи, как на наркотик.
— Подожди! Ты же не о…
— Именно, — кивнул Виктор. — Садо — мазо в чистом виде.
Теперь за голову схватилась уже я. Никогда не понимала этих игр, но и не осуждала. Они существовали отдельно, где-то в параллельной реальности. И вот вселенные пересеклись.
— Когда понял, испугался. Мне было всего восемнадцать! По сути, ребенок, хотя уже начал входить в курс семейного дела. Все-таки наследник! К этому времени я разбирался в производстве духов от и до, знал, какое сырье подойдет, какое нет, но лучше всего удавалось продвижение. Я считал себя лучшим! Смешно? Почему ты не смеешься над этим дураком, Ева?
— Потому что не вижу ничего веселого.
Я не выдержала. Подошла, обхватила его голову, прижала к груди:
— Если хочешь плакать — плачь.
18
— Рано, — отстранился он.
Голос звучал глухо и чуть хрипловато. И я послушно отступила. Если дошло до такой исповеди, значит, ему действительно это нужно.
— На одном из собраний мы с отцом поспорили. Я требовал сделать по-своему, он отказывался. А потом вызвал в кабинет и натыкал в ошибки, как котенка в лужу. И в запале я выплюнул ему в лицо все, что думал. О том, что старик изжил свое и даже женщины теперь предпочитают молодых
Наступившая тишина давила, как могильная плита. Виктор собирался с силами, чтобы продолжит. А я не смела прервать его даже громким вздохом.
— Ты не представляешь! Отец обрадовался! Оказывается, его уже давно тяготили отношения со Стеллой, слишком уж ненасытной была любовница. Мало того, отец знал, что он — не единственный. Эта сука имела целый гарем из мужчин. Для каждой прихоти — свой. Отцу повезло. С ним она просто трахалась где придется. А мне…
Но на мои шрамы было наплевать! Отец радовался, как ребенок новой игрушке и даже не попытался это скрыть!
— Подожди! — не выдержала я. — Как… как такое…
Это не укладывалось в голове Чудовищно. Кошмарно. Неестественно! Как можно так подставить своего собственного сына? Руки невольно прикрыли живот, словно защищая не родившегося малыша от ужасов такой жизни.
— Зачем? Виктор, прости. Я не понимаю — зачем?
— Деньги. Отец слишком жаден, он мечтает создать огромную корпорацию, стать ведущим производителем парфюмерии. Не в стране — в мире. А для этого нужны средства. Хорошие отношения со Стеллой давали надежду, что они появятся. Ведь это прекрасно, когда конкурент становится соратником, правда?
— И все равно — не понимаю.
— И не надо. Это грязный мир. А насколько — понял только тогда, стоя в кабинете и слушая, как отец разговаривает со Стеллой по телефону. Он выторговывал себе привилегии! Продавал сына, как породистого жеребца!
И я сбежал. Решил, что умений хватит, чтобы устроиться на приличную работу. Но папаша подсуетился — даже грузчиком не брали.
— И от отчаяния ты стал хастлером.
— Что? — Виктор вскинул удивленный взгляд. — Это было не от отчаяния. «Рай» подвернулся очень вовремя. Стелла была хорошим учителем, я знал, чего хотят женщины в постели. И решил превратить это в свое оружие.
Отцу так важен бизнес, что он готов сделать из единственного сына подстилку? Отлично! Только… тогда уж пускай об этом узнает весь мир! И подстилка будет… для всех.
В общем, я не скрывал того, кем являюсь. Скандал вышел знатный. Акции упали, отец немало потерял на этом. Если бы не Стелла, лишился бы всего.
— И он ничего не сделал?
— Ничего. Нечем было меня прищучить. Я уже не боялся, терять-то нечего. А хозяин «Рая», вернее, хозяйка, была папаше не по зубам. Она за своих «мальчиков» могла и в глотку вцепиться. Особенно за тех, кто гарантированно приносил прибыль.
— Но теперь ты там не работаешь.
— Не работаю. — согласился легко. — Наверно, уволится было еще одним тупым решением. Отец тут же меня достал. И заговорил о свадьбе. Ну, чтобы уж наверняка.
— И ты сбежал.
— И я сбежал. И теперь забочусь о женщине, которая носит чужого ребенка… потому что больше ничем не могу её отблагодарить. Жалкое зрелище, верно?
— Да ну тебя, — стало неловко. И я повернулась к столу, деля вид, что очень интересуюсь тем, как высыхает очередной цветок.